Дженни не «затыкалась» даже во время затянувшегося развода ее родителей, так что я понимала, насколько должны отличаться ее теперешние переживания.
Я замолкаю. Я имею в виду, что чувствую себя виноватой из-за того, что не хочу вечеринки. Кажется, я знаю, что в этой вечеринке проявляется ее забота обо мне.
Много раз во время развода тебе не казалось, что это так.
Нет, не казалось. Я имею в виду, что папа заблуждается. Он думает, что она собирается перехитрить его и в самом деле объединить всех женщин в семье против него. Вероятно, он чувствует себя очень одиноким.
Он остался одинни вечеринки, ни месячных.
Дженни громко засмеялась и сказала:
Так много по обоим счетам! А может быть, и нет.
Может быть.
Я знаю, что в конечном счете рада своим месячным. Я даже рада, что моя мама хочет устроить вечеринку. Но хреново только то, что я не уверена, хочу ли я эту вечеринку.
Как это хреново?
Я не знаю, но чувствую себя хреново: месячные, тампоны и что все это должно быть тайной.
Но твоя мама хочет кричать об этом.
Да, рассказать всему миру. Что, мне промывают мозги? Я имею в виду, что они отделяют нас от мальчиков, засовывают нас в комнату с краснолицей учительницей физкультуры и называют это «наш маленький секрет». Но тогда я верила им. Мне промывают мозги!
А как бы ты сделала это по-другому?
Чтобы это не смущало. Кажется, мне хотелось бы, чтобы учительницы рассказали о том, что это значило для них. А сейчас это похоже на секретный приказ.
Ты разговаривала об этом со своими подругами?
Обычно я разговаривала о том, на что это будет похоже. Это в некотором роде волновало, когда мне было девять или десять лет. Теперь даже это изменилось.
Как изменилось?
Я догадываюсь, что мы сосредоточились на боли, на вопросах друг к другу: «У тебя есть адвил? А тампоны?» Мы делимся болью... Бред.
Это совсем не бред, Дженни. Культура требует смущения по этому поводу, так почему же ты и твои подруги должны вести себя иначе?
Вы говорите, что мне надо устроить вечеринку.
Если ты хочешь. Я говорю, что тебе надо разобраться в своих переживаниях относительно в связи с этим.
Хорошо. Я поговорю с ней о вечеринке, хотя я смущаюсь.
После такого сеанса смущенной оказалась не только Дженни. За несколько месяцев до этого я провела на женской конференции семинар на тему «Значение менструации». Многие месяцы я работала, тщательно исследуя эту тему. Но оказавшись в помещении вместе с двадцатью другими женщинами, я осознала, что не разобралась в своих собственных ощущениях. Вскоре я поняла, что не я одна. В комнате, заполненной женщинами всех возрастов от 18 до 70 лет, все осознавали как ограниченность знаний, так и общую неспособность выразить и даже просто иметь переживания по поводу своих месячных. Многие из женщин помоложе хотели надежной информации: «Расскажите нам». Множество женщин постарше не могли ее дать. Я запомнила напряженное лицо и догматический голос старшего педиатра, которой было уже за 60: «То, что девочки чувствуют смущение и хотят скрыть его, вполне естественно. Это является поводом для стеснительности. Все мы имели «происшествия». Мы не хотим, чтобы это случалось с ними, поэтому мы учим их, как этого избежать. Это медицинская проблема. Мы не должны говорить о чувствах, даже разделять их. Это то, что не подразумевает сочувствия. Это вызывает стеснительность».
Я видела, что по мере того, как она говорила, первоначальное выражение открытости на лицах молодых женщин сменялось на замкнутость. Обращаясь к ним, я боролась, говорила о различии взглядов разных людей, но отчетливо понимала, что ее слова нанесли удар и в зоне молчания они будут звучать громко, как колокол.
Через несколько часов после сеанса с Дженни мне позвонила Сара. Ее голос звучал и более смущенно, и менее доверительно, чем обычно.
Доктор Понтон, не знаю с чего и начать. Я полагаю, вы получили приглашение.
Да, спасибо.
И я также догадываюсь, что вы с Дженни говорили об этом.
Говорили.
Ну, я знаю, что не могу спрашивать вас о том, чем она делится с вами. Мне не хотелось бы нарушать это, но...
Но вам хотелось бы знать, что говорит Дженни об этой вечеринке.
Да. Я догадываюсь. Она сказала мне: «Прекрасно», но у нас нет хороших контактов после развода. Не поймите меня неверно, все становится лучше. Мысль о вечеринке казалась мне хорошей. Провести вечеринкуэто хорошее послание для нее, но я думаю, что она не хочет. Это из-за Джонатана? Неудобно? Я только не понимаю, почему нет, я догадываюсь, а она не говорит мне.
А почему вы думаете, что хотите устроить вечеринку для нее, Сара?
Она ответила после долгой паузы:
Я думала, что вечеринка для нееэто вечеринка для меня. В свое время мне даже никто не помогал. Мои родители проигнорировали это. Моя мать не говорила со мной об этом еще полгода. Наконец, когда она заговорила, то сказала, что котекс в комоде. Я не хотела бы, чтобы у Дженни было так же, особенно после того, как мы устроили своим разводом такой беспорядок. Но она так странно ведет себя по поводу вечеринки. Я догадываюсь, но не знаю....
Сара, ваша идея устроить такую вечеринкуэто хорошо. Вы хотели, чтобы опыт Дженни с месячными отличался от вашего. И хотите лучшего контакта с ней. А вы еще не делились с ней своим опытом?
Нет,покорно сказала она,я думала подождать до вечеринки.
Это могло бы быть подходящим местом для начала разговора с ней. Она тоже желает поговорить с вами об этом.
Через неделю я получила общее письмо от Дженни и ее матери. Вечеринка была отменена, но они просили меня прислать письмо, описывающее мой опыт, для включения в книгу, которую Сара делает сейчас для Дженни. Книга будет взамен вечеринки. В конце письма упоминалось, что хотя эта книга для Дженни, ее содержание доступно обоим родителям, Саре и Джонатану.
Я еще думала о том, что собираюсь написать, как Дженни пришла на свой сеанс.
Так вы получили письмо.
Я улыбнулась.
Мм. Очевидно, вы смогли написать его вместе с мамой. Как это случилось?
Она улыбнулась в ответ:
Не знаю. Мы только начали разговаривать, а затем продолжили. У нее нашлось много чего рассказать о месячныхженские дела, вы знаете.
Видимо, и тебе было о чем рассказать ей.
Да, когда она слушает, я тоже лучше говорю и слушаю. Я ей рассказала про сон о месячных, а потом она сказала мне, что видела много таких снов. Ей снится, что у нее месячные, потом она просыпается, и это так на самом деле. Она называет их «сильные сны». Она очень сосредоточена на месячных как на силе, в том роде, как вы говорили.
Что ты думаешь об этом, о месячных и силе?
Кажется, я могу чувствовать изменение моего энергетического уровня, как будто сила нарастает...
Дженни начала смеяться, и я увидела, что она уже способна шутить по этому поводу, может быть, даже чуть-чуть радоваться. Вскоре после обсуждения она предложила, чтобы я подобно Фрейду рисовала графики месячных моих пациенток, только переводя их в приливы энергии. Пересказывая разговоры о месячных со своими подругами, с матерью, а иногда даже с отцом, Дженни постепенно выкладывала свои собственные мысли. Она ожидала наступления месячных. Она подробно излагала разговоры об этом со своими подружками, каждая из которых предполагала, на что это будет похоже. С тех пор, как у подружек начались месячные, а у нее не было, ей стало труднее. Дженни слышала кое-что об их опыте, и у некоторых было не очень хорошо. К удивлению девочки, многие подружки не сказали ей, когда у них начались месячные, и часто она не могла обнаружить это еще несколько месяцев. Все это подействовало на ее прежнее нетерпеливое предвкушение этого события. Должно быть, это нехорошо, если никто не рассказывает о нем.
Напротив, интерес матери к приближающемуся событию никогда не был подвержен колебаниям, но он начинал все больше надоедать Дженни. Почему ее мать так интересуется и почему реакция матери так отличается от реакции подружек? Постепенно Дженни стала относиться к интересу матери со смущением и скепсисом. Когда начались месячные, Дженни, к своему удивлению, обнаружила, что она чувствует себя хорошо. Однако в атмосфере окружающего молчания трудно было воспринять возбуждение Сары, а модель противостояния между ними, которая развилась за время развода, только ухудшала дело. К тому же отношения Сары и Дженни к месячным Дженни имели некоторое подобие противоборства. Обе они были взволнованы этим событием. Дженни видела, что мать «берет верх» над ее волнением, о чем свидетельствовала идея с проведением вечеринки. В мире молчания Дженни хотелось поделиться с кем-нибудь, но она хотела, чтобы этот этап и этот праздник принадлежали ей, а не Саре. При некоторой помощи с моей стороны они сумели обсудить и найти такой способ восприятия этого события, который был приятен обеим.