Глава 2НАЧАЛО СОЗРЕВАНИЯ
Менструация во многих смыслах
Что, мне промывают мозги?
Изменение фигуры у четырнадцатилетней Дженни я заметила еще до того, как она поведала мне сон о своих первых месячных. За несколько месяцев она стала почти на десять сантиметров выше, так что когда она поднималась, собираясь выйти из кабинета после завершения сеанса, ее глаза находились на уровне моих глаз. Футболки Дженни начали плотнее облегать туловище, и она слегка сменила их стиль: у шеи они стали ниже, а у талии выше. Ее залатанные джинсы были еще мешковаты, но в бедрах это было уже не так заметно. Я заметила и развитие мускулов на руках, что несомненно позволяло ей с большей легкостью носить вверх по крутому холму к моему дому два рюкзака, в которых размещались учебники, компакт-диски, гимнастическое трико, травяной чай, палочки Гранолы, ладан, а часто и ее любимый котенок Ангел. В тот день Дженни принесла два рюкзака и авоську, содержащие все ее драгоценное имущество: «Никогда не знаешь, что может тебе понадобиться в разгар битвы между твоими родителями».
Потом положение с родителями Дженни, Сарой и Джонатаном, улучшилось. Борьба утихла, и было установлено регулярное расписание опеки. Авоська исчезла, и Дженни уже не спрашивала меня, может ли она положить в мою сушилку свою слегка влажную одежду. Наши сеансы уже не были наполнены рассказами о громких и сердитых полуночных телефонных разговорах между ее родителями, о побегах матери в*свою спальню для спасения в дыму марихуаны, о готовности ее отца поделиться крупной суммой денег с Дженни и о том, что родители хотят иметь в ней друга, а не дочь. Жизнь вернулась к некоторому подобию нормы.
Однако Дженни не думала, что жизнь приходит в норму. У нее на лбу появились два крошечных прыщика, заметные, по ее мнению. всякому, кто не слепой. Последнее определение она приписывала большинству взрослых, включая своего стареющего доктора. Она предложила, чтобы я купила для приемной лосьон «Клерасил» и улучшила там освещение, ведь в конце концов я работаю с подростками. Я поблагодарила Дженни за полезные предложения, а затем стала спрашивать о периодических изменениях ее настроения.
Дженни рассказала мне о своем сне. Это был не первый сон, ко-торым Дженни поделилась со мной. Вскоре после нашей первой встречи она дала мне понять, что ознакомилась с книгой Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений» и (что еще полезнее) посмотрела несколько фильмов, в которых пациенты делятся своими снами с доктором. Она сказала, что для успешного психоанализа (так она назвала работу, которую мы делаем вместе) нужно рассказывать о своих снах, и она не собирается упустить этот ценный и волнующий опыт. На этот раз она начала рассказ с того, что этот сон не является особенно волнующим. Он «странный и в некотором роде грубый».
Я на вечеринке с ночевкой. И все мои подружки тоже. Все девочки спят на полу, а я сижу на кровати выше их и смотрю на них. Уже поздно. Я засыпаю и затем падаю с кровати прямо на них. Оставленные ими банки кока-колы разлетаются. Все вверх дном. Они не обижаются, а я смущаюсь.
Что ты думаешь об этом?спросила я.
О сне?
Гм. Что он означает?
Не знаю. Иногда я думаю, что вы можете читать мои мысли, даже когда, конечно, не можете. Вы можете?засмеялась она.Может быть, я хочу, чтобы вы прочли мои мысли, так как мне не хотелось бы говорить о них.
Я могу понять это, но самое важное состоит в том, что ты чувствуешь и думаешь об этом.
Я не была уверена, правильно ли я делаю, предпочитая в этот момент промолчать, но мне хотелось, чтобы она сначала высказала свои собственные мысли.
После моих слов она выпалила:
Мне не надо догадыватьсяя знаю. Это у меня месячные. Я уверена.
Девочки и раньше разговаривали со мной о своих месячных, но даже самые прямодушные из них рассказывали о первых месячных или вообще о месячных почти иносказательно. Обычно для таких разговоров требовались усилия с моей стороны или один-два прямо поставленных вопроса. Я не была слишком удивлена, что Дженни ведет себя иначе. Она всегда была искренна и подходила к трудным вопросам о разводе ее родителей с откровенной прямотой.
Шесть дней назад у меня началась менструация. Во сне я видела разлитую кока-колу, падение на подружек и пробуждение после них. Насколько я понимаю, этот сон означает, что в реальной жизни я тоже опаздываю. У них месячные начались давным-давно. Боже, мне четырнадцать! Мне пришлось ждать годы.Она остановилась и сделала вдох..Так вы как психиатр...
Мне как психиатру ясно, что ты делаешь хорошую работу в связи с этим. Между прочим, поздравляю с месячными.
Кажется, это замечание удивило ее и наверняка было ей приятно.
Спасибо, я счастлива этим.
Я вижу. Во сне это вечеринка.
Да, вечеринка, на которой я уснула и разлила везде кока-колу. Какая-то вечеринка.
Да, какая-то вечеринка, Дженни. Но это еще и повод отметить.
В задумчивости она добавила:
Я никому не сказала. Это случилось, когда я была у папы. Я не собиралась говорить ему, по крайней мере сейчас. Я хочу сказать маме, но меня беспокоит, что она будет делать. Мы с ней не всегда думаем одинаково.
Это было преуменьшение. Дженни и ее мать очень сильно отличались друг от друга. Сара была архитектором, специализировавшимся на проектировании помещений, где собираются женщины. Она приходила ко мне одетая в серый костюм и, ожидая приема, работала с синьками. Она излучала холодную силу и часто была воинственной. Однако от Дженни я узнала Сару с другой стороны. В течение нескольких месяцев после развода она каждую ночь плакала и запиралась от Дженни в спальне, чтобы втайне, как она думала, курить марихуану. После того, как я сказала ей, что, на мой взгляд, это нехорошо для Дженни, она изменила свое поведение.
Я спросила Дженни, как, по ее мнению, отреагирует мать на эту новость.
Не знаю. Она ярая феминистка. Может быть, она даст мне значок, чтобы я его носила, или что-нибудь, чтобы все могли увидеть.
А чего бы ты хотела от нее?
Не знаю. Это смешно. Не знаю, но я собираюсь сказать ей вскоре.
А как насчет папы?
Она наморщила лоб, прямо взглянула на меня и спросила:
А вы бы на моем месте сказали ему?
Я задумалась над вопросом Дженни. Это не было типичным вопросом «Как я скажу папе о своих месячных?», который задают многие девочки. При отношениях Дженни с отцом требовалось подумать чуть больше. После развода с Сарой Джонатан сделал Дженни своим «лучшим приятелем». Стать лучшим приятелем своего отца означало еще и походы с ним, когда они ночевали в общем спальном мешке. Так же как и Сара, Джонатан курил марихуану. Стремясь получить снисхождение от Дженни, во время походов он предлагал своей дочери эти сигареты.
Мы с Дженни много говорили о том, на что похожи приятельские отношения с папой, и о неудобстве слишком тесного общения. Дженни открыто говорила со мной о том, что чувствует давление со стороны Джонатана, который явно желает, чтобы она была его партнером, включилась и отчасти приняла на себя роль, принадлежавшую прежде ее матери. Случай с Джонатаном и Дженни, в котором не было явного сексуального контакта, а скорее существовали «сексуализированные» отношения родителя и ребенка, является трудной задачей для психотерапевта, и работа с Дженни не была исключением. Я должна была оценить свою ответственность с юридической точки зрения и подумать, слышала ли я или была ли свидетелем каких-либо сексуальных действий Дженни с ее отцом, которые представляют собой злоупотребление и подлежат обязательному судебному рассмотрению. Я не обнаружила никаких похожих признаков. Я видела, что это очаровательный одинокий папа, воспринимающий своего ребенка как одного из немногих людей, к которому он был ближе всего после огорчительного развода. Проблема была в том, что он делал это неподходящим образом, предлагая совместное употребление марихуаны и физическую близость, что пугало девочку. При соответствующей поддержке Джонатан был способен отступить и принять более уравновешенное отношение к своей дочери: никаких общих спальных мешков и наркотиков, но гораздо большее спокойствие. Однако вопрос был в том, насколько удобно для Дженни обсуждать свои первые месячные с отцом. Я ожидала услышать, что будет дальше.