Вы мне ничего не должны - Ирина Андрианова

О стариках, сыновьем долге и чувстве вины

Мы рожаем детей, повинуясь биологическому инстинкту размножения, опосредованному культурой в виде семейных традиций, мечте о материнском счастье и т.д. Конечно, мы стараемся быть хорошими родителями. Многим из нас это удается. Но при этом мы меньше всего думаем о том, хочет ли рождаться наш ребенок. Мы ввергаем человека в жизнь, не спрашивая, желает ли он или она в будущем переживать неизбежные возрастные кризисы, мучиться экзистенциальной тоской, бесплодно искать смысл жизни, ностальгировать по вымышленному золотому веку детства и т.д.

Даже если наш ребенок не будет склонен к излишней саморефлексии (ведь не факт, что мы произведем на свет будущего интеллигента, особенно если сами не таковы), то ему все равно не избежать разочарований. Далеко не каждому в жизни выпадет удача соответствовать общепринятым «стандартам качества», и еще меньший процент людей сможет освободиться от их жесткого диктата. Не всякая дочь вырастет красивой; ей вовсе не обязательно повезет познать взаимность в любви. Не всякий сын сможет достичь успеха, в чем бы он для него не состоял. Иными словами, какими бы замечательными родителями мы не были, мы не можем гарантировать нашим детям счастья. Однако мы все же производим их на свет, эгоистично спасая себя от страданий бездетности, уплачивая за свое счастье их будущими рисками.

Я говорю это со знанием дела, ибо сама таким же эгоистичным способом, и даже дважды, реализовала собственное материнское счастье. Страх при мысли о том, что я могу остаться бездетной, преследовал меня чуть ли не с 16 лет. Возможно, моя озабоченность данным вопросом несколько превышала среднюю по популяции; но в то же время никто ведь не станет считать сумасшедшими женщин среднего возраста, глубоко страдающих от бездетности? Таким образом, мое единственное от них отличие состояло в том, что я умела страдать заблаговременно. Собственно, какая разница, когда начинать? Зато синдром Умной Эльзы помог мне заранее застраховаться от самых нежелательных сценариев. Я не была первой красавицей. Учитывая количественное соотношение полов (как известно, неблагоприятное для женщин), я заключила, что для среднестатистической женщины, не обладающей выдающимися достоинствами, вероятность создать крепкую семью, пригодную для деторождения, не превышает 70%. Если же она по ошибке родилась чересчур взыскательной и ей требуется такое редкое явление, как взаимная любовь, то ее шансы на женскую самореализацию сразу падают до 15-20%. Таким образом, реалистичная жизненная программа для моего случая выглядела так: примерно с 70%-ой вероятностью мне выпадет удача всю жизнь терпеть рядом с собой нелюбимого, но хорошего человека, благодаря которому я смогу стать матерью. В 15% случаев меня ждал бонус в виде временного счастья взаимной любви (иного и не бывает; удача состоит в том, чтобы было, что вспоминать). А с 30%-й вероятностью я должна была остаться одинокой и бездетной. Если вы сочтете мой тогдашний юношеский прогноз чересчур пессимистичным, то знайте, что примерно четверть моих знакомых ровесниц к нашему нынешнему возрасту (42 года) остаются одинокими. Другое дело, что эти жизнерадостные старые девы вовсе не обязательно страдают сильным родительским инстинктом, и потому не факт, что особенно переживают. Но я хорошо знала\знаю себя: такой исход был бы для меня трагедией. Без вариантов. Оставалось уповать на компромиссный путь. Тот, который с 70%-й вероятностью.

Признаться, осознавая все это, я уже тогда ловила себя на недостойном желании осудить свою мать: зачем было заведомо производить на свет этот будущий комок разочарований? Заведомопотому что у людей с заурядной внешностью (как все женщины в нашей семье) редко рождаются красавицы. Заранее заказывать пол будущего ребенка мы пока не умеем (а то бы уж конечно не стали рисковать счастьем дочерей, и рожали бы исключительно более перспективных в этом плане сыновей), поэтому шансы, что мы произведем на свет повторение себя и своей судьбы, очень велики. Сейчас, конечно, я далека от осуждения, потому что сама сделала то же самое. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что я осознавала риски и просила судьбу послать мне в обоих случаях мальчиков; но повезло только один раз. К счастью, чувство вины за то, что я дала жизнь еще одной женщине, в последнее время перестало меня мучить: пока моей дочери везет в жизни. Однако общего принципа это не меняет. Я родила детей исключительно ради собственного удовольствия. То, что они получают\получат какое-либо удовольствие от своей жизни, является побочным результатом моего материнского счастья. Конечно, я выполняю свой родительский долг, создавая им базовые условия для шансов прожить хорошую жизнь; этомоя плата им за то, что они дали мне возможность не быть одинокой и несчастной. Таким образом, родительский долгсовершенно нормальное и логичное явление. А вот логики в существовании сыновьего долга я, признаться, не нахожу.

Произвести на свет человека, который далеко не факт, что будет счастливым, а потом еще и требовать от него выполнения каких-то обязательств по отношению к себеэто же абсурд. Он и так уже дал мне все, что мог, даже не желая этого. Увы, я не утверждаю, что, став беспомощной старухой, я сохраню в себе достаточно душевных сил, чтобы держаться той же позиции и не предъявлять сомнительных моральных счетов своим детям и внукам. К сожалению, немощь (пусть даже только физическая) делает людей малодушными. Но, даже если я буду вести себя так же, как и многие (к сожалению) старухито есть буду видеть в потомках своих должниковя буду глубоко не права. Как бы грубо не звучала фраза из лексикона молодых «мы не просили нас рожать»  юридически она корректная.

Старостьв политтренде

И уж тем более нелепо предъявлять молодежи в целом некий «сыновий долг» по отношению ко всему старшему поколению. Последнее в большинстве своем уже не является военным, а значит, о нем нельзя сказать, что оно пострадало ради нас. Нынешние пенсионеры росли и взрослели в мирные 50-60-е. Они ходили на работу, иногда даже ездили в отпуска, покупали с получки одежду, отмечали праздники и рожали детейвобщем, вели жизнь, в целом похожую на нашу. Да, в те времена были иные стандарты труда и отдыха, доходов и потребления. Да, они не бывали за границей и не имели автомобилей. Но все равно это были мирные обыватели, которые жили для себя, а не для нас.

Возможно, мне просто исключительно «везло» встречать особенно злобных и ворчливых старух (впрочем, этот опыт выпадал всем, кто посещал муниципальные поликлиники, ездил в муниципальных автобусах и т.д.), но я всегда задавалась вопросом, почему довольно много пожилых людей считают всех тех, кто моложе, своими должниками? На мой взгляд, причина здесь лежит отчасти в политической плоскости. Онав несоответствии маленьких пенсий и огромной роли, которую старики играют в государстве как электорат. При всем несовершенстве социального и медобслуживания продолжительность жизни все-таки растет, а с ней растет и доля пожилых в обществе. Сегодня этоцелая армия пенсионеров. Фактически, они превратились в «опорное сословие» власти; известно, что большая часть пенсионеров на выборах поддерживает именно проправительственных кандидатов. Конечно, власти понимают, какие опасные масштабы может иметь недовольство в этой среде; многие помнят пенсионные протесты 2005 года. Поэтому, насколько это возможно, пенсионерам стараются угождать. Да, именно так! Несмотря на отсутствие реальных денежных донатов, старики в нашей стране окружены атмосферой ритуально-символической заботы. Государство дарит им мелочные подарки на праздники, обеспечивает льготными билетами в театр, но самое главноепостоянно напоминает им о том, какие они важные и что вообще-то они имеют право на большее. То есть вместо реальных денег выдает своеобразные долговые расписки в виде чувства вины. Гораздо лучше было бы наоборот. Потому что в результате формируется крайне неприятный психотип заведомо недовольного старика, который считает, что государство и все вокруг перед ним виноваты. Озлобленные пенсионеры, которые лезут без очереди даже вперед женщин с детьми; старухи, которые ходят в поликлинику, как в свой «клуб по интересам» и искренне недоумевают, что там делают больные помоложе (да как они вообще могут болеть, симулянты!)плоды этой противоречивой политики. Расплачиваясь за собственные финансовые косяки всеобщим чувством долга, государство таким образом перекладывает свои обязательства на наши плечи.