«Починил крышу, да видимо не ту», подумал Кирилл и поежился, видя, как в сторону центра опять поехала колона автозаков. Эти темно-зеленые машины уже никого не удивляли и даже не пугали, только внутри что-то сжималось, и кулаки сжимались сами так, что Кирилл чуть телефон свой не раздавил.
И когда это началось? спросил задумчиво отец Кирилла, глядя на эту колону.
Когда? С цепи солидарности, рыкнул Кирилл, хотя нет, раньше и это наша вина.
В смысле? не понял отец.
В прямом, ты ведь все понимаешь! Ты же из Минска меня увез, чтобы я никуда не пошел, потому что знал, что что-то будет, и вот оно есть!
Мужчина потупил взгляд, но ничего не сказал, зато Кирилл эмоций своих постыдился. Да, он хотел с друзьями пойти и посмотреть протоколы комиссий на ближайших участках, но он сам по-настоящему не верил, что все обернется так, вот и уехал, даже на сообщение Сережи, что, мол, говорят, интернет отключат, не обратил внимания, не поверил, посмеялся.
«Ну бред же. Это же во вред государству», подумал он, а интернет все равно отключили, а крыша чинилась.
Извини, сказал он отцу.
На самом деле ты прав, сказал пожилой осунувшийся педагог на пенсии. Мы сами ему это позволили.
Кирилл ничего на это не сказал, только телефон закинул обратно в рюкзак. Больше всего его пугало, что друзья почти ничего не хотели говорить о происходящем. Приедешьпоговорим, говорили они с тех самых пор, как появился интернет, они-то первое время вообще думали, что дело просто в деревне, живет-то в ней три старика и собака, может, и сеть тут такая себе, никогда хорошей не была, а тут совсем упала. Бывает.
«У нас все бывает, а потом хрен найдешь, где конец», мысленно ругался Кирилл, глядя на последний автозак.
У дороги уже были люди, опять с шарами, цветами и лентами. Кириллу было даже стыдно им махать не потому, что он не с ними, а потому, что сейчас мать наверняка заплачет и скажет, что он не должен никуда ходить, что она не выдержит, если с ним что-то случится, а она действительно не выдержит, и отец тоже. Соврать им и сказать, что он никуда не пойдет, а потом, если что случится, его и искать не начнут сразу.
«Театр абсурда», думал Кирилл и едва не вздрогнул, когда отец внезапно ударил рукой по рулю, сбрасывая скорость до двадцати километров в час, как шутили в Минскеединственной разрешенной скорости по новым правилам движения.
Уроды, внезапно вырвалось у мужчины, но, глядя, как загудела толпа у дороги, как разномастные женщины машут руками, приветствуя его, как своего, перестал злиться. Ты собираешься сегодня на Марш за свободу? спросил он.
Откуда ты знаешь про марш? удивился Кирилл.
Он уже как-то привык, что протест объявили телеграммным, а всех, у кого его нет, вычеркнули из списка участников, потому что всеми управляют кукловоды, только те почему-то то с России, то с Украины, то с запада, хотя когда это Лукашенко в своих речах не путался в показаниях? Это уже никого не удивляло, да и всерьез его слова уже никто не воспринимал. «Овцам», «наркоманам», «безработным» и «проплаченным» уже хватило слов и оскорблений сполна.
Мне друг звонил, сказал про марш, спрашивал, приеду ли я.
А ты?
Сказал, приеду, но, мол, не знаю, пойду ли. Опасно же, а теперь точно пойду, сказал мужчина и, улыбаясь, помахал последней женщине в колоне, явно «самой продажной» старушке с тростью и цветами.
Кирилл посмотрел на нее с сочувствием, понимая, что сейчас народ прикрывается женщинами, почти как щитом, и не ясно, как долго это будет работать. Ощущение, что в любой момент могут начать стрелять, Кирилла не покидало, хотя он был далеко, но успел насмотреться таких видео, что волосы на затылке шевелились, а о молчании СМИ и говорить не стоит. На улицах Минска взрывы, а в новостях радостно сообщают, что мы готовимся к Дожинкам, это ли не издевательство?
Фэйки всякие там в интернете пускают, говорит президент и хочется разбить телевизор, только бы он уже умолк.
«Да, фэйки, а мы идиоты, мы не знаем своих улиц, не узнаем своих знакомых и, вообще, мыовцы, наркоманы, тунеядцыправа не имеем думать, знать, понимать. Господи, да хватит врать!» хотелось кричать Кириллу, но он молчал, боясь нервировать отца, а тот вдруг про Марш за свободу сам говорит.
Я хочу на Марш, признался Кирилл. Нет, не так, я должен быть там.
Отец ему только кивнул. От этого разговора о политике, которого они оба избегали, внезапно стало легче, даже как-то спокойней, особенно Кириллу.
«Если отец того же мнения, то мать можно будет убедить», решил он.
Мне же это звонили, спрашивали, в городе ли я.
Кто? удивился Кирилл.
Ректор урод.
А ты?
Сказал, что в деревне. Это он что, меня на этот провластный митинг звать собрался, что ли?! ругался отец, действительно ругался, хотя это для него было совсем несвойственно.
Или хотел запретить идти на Марш, пожимая плечами, сказал Кирилл. Это же типа нормально решать, куда мы идем и что говорим. За нас даже решили, кто у нас президент.
И не говори, выдохнул отец.
Кстати, ты за кого голосовал?
За Тихановскую, и мать за нее голосовала. Я вообще не знаю ни одного человека, кто за него голосовал.
А я знаю, вздохнул Кирилл, ребенок силовика областного масштаба.
Ну и бог с ним, просто не восемьдесят процентов, совсем не восемьдесят. Ну написал бы он себе каких-нибудь пятьдесят три, я бы может и поверил, но восемьдесят.
Мы победили коронавирус, отмахнулся Кирилл.
И то верно, вздохнул мужчина, продолжая неспешно двигаться в сторону родного района, самого тихого за всю историю протестов. Сообщения о событиях на родных улицах были только двенадцатого числа, когда появился интернет и протесты стали мирными, хотя говорили, что кого-то в тот день еще даже задержали, схватили и уволокли в одну из тех вон темно-зеленых машин.
И все это на наши налоги, тяжело вздохнул отец, будто они с Кириллом думали про одно и то же. Ну бьют, издеваются
Людей на провластный митинг возят.
И не говори. Слушай, а есть у нас что-то на районе? Я бы еще мимо толпы проехал, да как бы погудел, а то аж трясет от злости.
Я понятия не имею, все новости про площадь и митинг, пожал плечами Кирилл.
Много там едет?
Ну с Могилева вот пишутпустые автобусы катятся.
Невидимая поддержка бесценна, пошутил мужчина, но все равно сделал петлю, чтобы проехать по самой оживленной улице района, а там действительно оказался женский ряд, совсем небольшой, все явно к Маршу готовятся.
Валя! вдруг воскликнул отец Кирилла и ударил по тормозам, увидев у дороги свою жену.
Кирилл тоже глазам не поверил, но его мама в черном платье с белыми цветами стояла у дороги.
Меньше всего Кирилл думал, что сможет увидеть тут мать. Он даже из машины вышел, хотя они стали там, где запрещена остановка, но это почему-то никого не смутило, словно по какому-то негласному правилу все машины знали, что крайняя полоса именно для таких вот выходок, просто ехали по другой, продолжая сигналить.
Ой, а что? Почему
Мама у Кирилла так растерялась, увидев мужа, что чуть не стала убегать от дороги, как минимум, попятилась.
Ты не ругайся, у нас тут тихо. Я тут только днем, автозаков тут не было, стала оправдываться она, а отец резко шагнул к ней и обнял.
Да, вы на нее не ругайтесь, все хорошо. Мы тут осторожны, поддержала еще одна женщина.
Да, подтвердила девушка и подмигнула Кириллу.
Тот сразу полез в багажник за яблоками, потому что их было много, а протестующих уже стало традицией чем-то угощать, да и поддержать их действительно хотелось, особенно если учесть, что их совсем не много, но они стоят, это тебе не толпой веселой продержаться.
Настроение было гадкое и эту горечь очень хотелось разогнать, вот хотя бы яблоком.
«Мы едины и нас большинство», напомнил себе Кирилл и стал раздавать яблоки, сначала как-то осторожно, почти заставляя себя, словно делает какую-то обязательную работу, а потом вдруг стало так светло.
Они вкусные, с яблони буквально вчера сорваны, пояснил он.