Ой, спасибо, будет нам витаминка, сказала женщина лет сорока, и Кирилл внезапно узнал свою первую учительницу, тогда совсем еще девчонку.
«Хоть кто-то еще сидит дома?» спросил он себя, понимая, как внутри все проясняется и даже голос меняется.
Яблочко? спросил он у девушки с белыми шариками уже совсем иначе, с настоящей улыбкой.
Спасибо, сказала она, выбирая себе угощение из ведра.
Ладно, девочки, сказала мама Кирилла своим боевым подругам, Надо мне мальчиков своих покормить, и не важно, что они у меня тут все взрослые.
Конечно, ответила ей одна из женщин, что стояла рядом. Мы на Марш не пойдем, страшно, тут будем, если что приходи.
Приду.
Они даже обнялись, прежде чем отойти, а Кирилл, недолго думая, отсыпал в пакет еще яблок и уже с чистым энтузиазмом протянул его своей учительнице, хотя та его явно не узнала.
Спасибо, сказал он ей и за то, что она здесь, и за то, что в комиссии на выборах ее не было, и вообще за человечность, которая в памяти у него и друзей осталась. Пусть будут для тех, кто еще придет.
Яблоки приняли, а они всем семейством вернулись в машину, разве что сестры не хватало, фельдшера скорой.
«Не волнуйся, написала она, Я сейчас езжу с мужчиной врачом, а не одна», только после этого сообщения все равно после каждой ее смены Кирилл ждал сообщения, что она жива и здорова, потому что с медиками тоже никто не церемонился, как мать это пережила, не ясно.
Как ты вообще тут оказалась? спросил Кирилл, когда они сели в машину, искренне не веря, что его мать на такое способна. Она же от страха дрожала, даже если ей вовремя не отзвонишься, поехав куда-то.
Я все это как увидела, сказала женщина, закрывая лицо руками. Я как увидела Машу
А что с Машей? встрепенулся мужчина.
Она цела, все в порядке, призналась женщина, тихо заплакав. Она просто двенадцатого ко мне приехала вся в слезах, потому что была там
Где? На Окрестина? Ее что успели арестовать? наперебой спрашивали мужчины.
На вызове там была, глухо ответила женщина. Витю забирала.
Как Витю?
Кирилл так дернулся, что чуть прямо в машине не подскочил, если бы сидел за рулем, точно дело кончилось бы плохо, а отцу как-то хватило сил продолжить ехать. Он только руль сжимал и хмурился.
Вот так, Витю Маша сказала, что его одиннадцатого на Риге арестовали.
Как одиннадцатого? глухо спросил Кирилл, не веря, что ему такое просто не сказали.
По телефону сейчас о таком боятся говорить, призналась женщина, вытирая слезы. Вот я тринадцатого и вышла, приехав с работы. Витю-то за что? Он же хороший парень.
Но голосовал неправильно, ответил Кирилл, почти рыча, потому что Витя уж точно не был человеком, который схватит арматуру или того хуже начнет швырять коктейли Молотова, которые вроде тоже в ход шли в тот день. Кто угодно, но не Витя.
«Что он вообще делал в этой мясорубке?» думал Кирилл, теперь точно зная, что он сегодня пойдет до конца, и не только сегодня, но и завтра.
Сказать вам было страшно, тихо прошептала женщина, боялась, что ругать меня будете, а вот выходить уже не страшно, сначала было, а потом
Страшно, что ничего не изменится, за нее сказал мужчина, в очередной раз доказав, что они действительно «одна сатана».
Да, тихо ответила женщина, пока они въезжали во двор, где обычно были дети, а теперь почему-то сидели только две пожилые женщины на лавке и больше никого.
У нас тут все словно вымерло, призналась женщина, озираясь по сторонам.
Воскресенье утро, еще одиннадцати нет, попытался оправдать эту тишину Кирилл.
Нет, тут так теперь всегда, грустно сказала женщина и первой поплелась к подъезду.
Только теперь у нее на руке он заметил белую ленту, хотя именно она запрещала ему идти голосовать с белым браслетом, а то мало ли что
Комментировать он это не стал, просто последовал за родителями домой, хоть и жил Кирилл не с родителями, а квартиру снимал, как раз с Витей, но теперь ехать туда даже не хотелось.
«Белая футболка тут и так найдется», решил он, все еще не понимая, как они могли целую неделю просидеть в деревне, копаясь в крыше старого дома. О том, что эту самую крышу надо починить, они решили давно, отпуска специально с отцом взяли в одно время в августе, думали, если что еще и на море сгонять успеют. Все эти планы на начало года теперь казались такими нелепыми, словно целая вечность прошла.
Я все думала, как с вами поговорить, чтобы на Марш пойти, призналась мама.
Пойдем, сказал отец и больше об этом уже не говорили.
Кириллу хотелось позвонить сестре и узнать все про Витю, где он, что с ним, но вспоминались слова мамы о том, что по телефону об этом не говорят, поэтому он просто написал Сергею, что приехал и спросил только одно: «где встречаемся?»
«Ты готов шатать режим?» спросил Сережа и зачем-то налепил кучу бодрых смайликов, словно дело в какой-то веселой игре, но, несмотря на неприятное чувство, Кирилл ответил: «да».
«Ты вообще где? У себя или у предков?»
«У предков»
«Тогда выскакивай из дома этак в 13.30, поедем на какой-нибудь Челюскинц»
«Ок», сначала написал Кирилл, потом подумал и спросил: «Чего про Витю не сказали?»
«Он жив, остальное неважно», ответил Сергей как-то слишком резко, нехарактерно для своей отчаянной головы.
«Просто выходи как обычно», закончил разговор Сережа, словно еще раз подчеркнул, что Кирилл не в теме настолько, что с ним и обсуждать нечего.
Так что там с митингом за власть? спросил отец, пока мама накрывала на стол. Вроде уже двенадцать или когда там собрались его начать?
В двенадцать, согласился Кирилл.
Но не начнут, еще не все приехали, вот «тутбай» пишет, сказала мама, и только тогда он понял, что та не выпускает из рук телефон, да и ленту с руки не сняла, хотя переоделась. Туда еще тракторы зачем-то поставили у дороги.
Позорище какое постановочное, устало вздохнул отец, но все же принес на кухню ноутбук.
Включай «БелСат», у них наверняка трансляция, сказала мама, и Кирилл совсем осел, потому что мама и «тутбай» это еще куда ни шло, но если его мама нашла «БелСат» и запускает «псифон», чтобы уж наверняка ничего не сбоило, то мир явно перевернулся и прежним уже не станет.
Оказывается, если хотеть знать, что происходит, это можно сделать, даже если государство отключило интернет, и не важно, что при этом говорят о каких-то атаках извне.
Кому мы вообще нужны, атаковать наш интернет? сказала мама Кирилла на работе.
Таракану, ответили ей парни из другого отдела и дали флэшку с волшебным «псифоном», мгновенно сделав трусливую Валю жадным охотником на информацию.
Ну, мама, ты даешь, удивился Кирилл.
Это еще что! У меня есть телеграмм! заявила женщина, которая вайбер отказывалась ставить, потому что все это не для нее.
Только смотреть толком ничего не стали, потому что стыдно было за этот самым митинг за Лукашенко и жалко людей, которые там оказались, да и чувство гадкое, липкое поднималось в груди, особенно когда появлялись кадры с президентской речи.
Ой, лучше поесть, решила мама и просто его отключила, опустив крышку ноутбука, и замерла. Страшно мне слушать, что он говорит, призналась она. Я вообще не понимаю, как он может что-то говорить людям после всего.
Она снова тихо заплакала, явно от усталости, но позволила мужу себя обнять.
Я рада, что вас тут не было эти дни, призналась она. Тут же так все гремело, зарево на весь Минск стояло, дымом пахло даже здесь, а он еще что-то говорит. Какая уже разница, кто вообще на этих выборах победил? После вот этого всего?
Ну он тут гнет, что народ сам виноват, пробормотал Кирилл, действительно не понимая, как они все оказались в заложниках у собственного государства.
Виноват?! внезапно вспыхнула мама. Смешно! Вооруженные люли избивают парней в шортах и те виноваты сами?! Да даже если они там баррикады строили, даже если кидались, как там говорили, плиткой, так судите их, а не а не вот это вот! Устроили концлагерь в центре страны! Если ты это допустил, то ты больше не президент, сколько бы там за тебя ни проголосовало людей!