Часть 1
Что можно сказать о своей жизни, когда тебе сто лет? Если ты человек или низший вампир, то можешь гордиться, что дотянул до такого срока, и подводить какие-то итоги, поскольку одной Вер известно, сколько ты еще протянешь. Ну а если ты архивампир, да еще правитель государства? Сто лет -- совсем небольшой отрезок; можно сказать, что жизнь только начинается, и у тебя впереди еще несколько веков, за которые можно массу всего успеть. И что тут делать? Радоваться, что ты относительно молод? Или огорчаться, что все эти оставшиеся века ты точно так же будешь сидеть на троне без возможности сбросить корону и заниматься тем, что тебе по душе?
Он правил вот уже семьдесят лет и не мог сказать, что ему это совершенно не нравилось. Наоборот, он ощущал себя на своем месте, да и не мог представить себя кем-то другим -- в конце концов, с детства его готовили именно к этой роли. Государственные дела, решение бесконечных проблем, постоянные интриги придворных за спиной, возникавшие время от времени заговоры держали в тонусе и всегда давали работу мозгам, и он получал удовольствие от выстраивания в уме сложных ходов и планов, которые принесли бы выгоду как Вереантеру, так и ему самому, и обезвредили бы врагов. "Иногда я сомневаюсь, что ты вообще вампир", -- говорил ему отец незадолго до смерти, и на мертвое лицо словно ненадолго возвращалась жизнь -- гордость, смешанная с беспокойством. -- "Твои рассудочность и холодность свойственны скорее эльфам, чем нам. Впрочем, возможно, именно это Вереантеру сейчас и необходимо". Магнус Вереантерский был прав -- после Кровавой войны страна действительно была в упадке, так что ей была необходима твердая рука, которая вернула бы ей былую грозность и величие. Отец, хоть и прожил еще около тридцати лет после подписания мира с Селендрией, со временем все глубже погружался в черную меланхолию, и правление постепенно перешло к его единственному сыну, который с юности был вынужден выводить страну из кризиса. Кровавая война, продлившаяся всего три года, оказалась настолько разрушительной, что некоторые пограничные области были буквально опустошены, чем не преминули воспользоваться соседние страны, и Вереантер незаметно лишился нескольких областей. Особенно нахальной оказалась Валенсия -- казалось бы, человеческое государство, практически лишенное магически одаренных людей, должно сидеть тихо, но нет, не побоялось оттяпать земли у вампиров... Впрочем, надо признать -- момент для этого был выбран самый подходящий: вампиры были настолько измотаны, что об объявлении новой войны не могло быть и речи, и он сам был больше занят восстановлением страны изнутри. Да и ничего особенного в том куске земли не было -- просто горная область, не имеющая никакой экономической ценности.
Конечно, были советники, умные вампиры, которым он доверял, и помощь которых действительно была необходима, но он никогда бездумно не следовал их советам и предпочитал все важные решения принимать самостоятельно. Отец, утративший во время войны остатки человечности, стал отличаться вспыльчивостью и настоящей жестокостью и первые послевоенные годы правил настолько жестко, что у приближенных все чаще возникало подозрение, что государь повредился рассудком. Вслух это предположение ни разу не прозвучало, но даже у него, наследного принца, стало появляться все чаще, когда он подрос и стал понимать, что происходит вокруг. А вскоре после того, как ему исполнилось тридцать пять, отец погиб, и корона окончательно перешла к нему. По меркам вампиров, новый король был неприлично молод -- почти все архивампиры в истории вступали на трон, когда им было под сотню лет -- но он все же обладал каким-то опытом, и оставалось только радоваться, что Хель забрала Магнуса так своевременно, что в своем безумии он не успел причинить еще большего вреда, и в то же время не было необходимости искать регента. И именно эта мысль грызла его еще много лет -- смерть отца случилась так вовремя, что он не верил, что это был несчастный случай. В том, что король занимался магическими экспериментами, ничего странного не было, да и то, что он не рассчитал сил, и магическая энергия вышла из-под контроля, тоже было вполне возможно... Но Адриан не сомневался, что все случившееся было с самого начала спланировано отцом, и что, едва сын подрос и начал самостоятельно принимать решения, он сам решил положить всему конец и присоединиться наконец-то к жене, чья смерть когда-то уничтожила его...
На подробное обдумывание этой мысли у него не было времени, поскольку перед ним теперь стояла сложная задача -- было мало просто вывести Вереантер из кризиса, было необходимо вернуть ему теперь прежнее влияние, и на это у него ушел не один десяток лет. Конечно, в итоге он показал себя как хороший правитель, добившись того, что вампиров снова начали бояться, и зарекомендовав себя как хладнокровного расчетливого архивампира, неспособного на человеческие эмоции, но такое положение дел его даже устраивало. Герцог Оттавио фон Некер, его советник, и придворный маг Виктор, которые были намного старше его, и которым он полностью доверял, время о времени позволяли себе нарушить субординацию и иногда с некоторым удивлением замечали, что характером и складом ума он не похож ни на одного из родителей. Он обычно не обращал на это внимания. То, что он не похож на отца, он и так знал, а мать он почти не помнил: ему было пять, когда ее убили.
Иногда он думал, что бы было, если бы того конфликта с темными эльфами вовсе не было. Родители бы оба были живы, безумия отца не существовало бы вовсе, как не было бы и тех смертей, лежавших на совести отца, вроде убийства последнего графа Эртано, который вообще ни в чем не был виноват. Не было бы разрушенных семей и жизней, ослабленного государства... Злость, которую он испытывал, думая об этом, требовала какого-то четкого выражения и потому оформилась в ненависть к тому, кого он считал виновником проишедшего -- Арлиона Этари. Нет, Магнус, конечно, его убил, и мать формально была отомщена, да и всю семью Арлиона казнили, так что демоновы трейхе больше не существовали в природе, но ему самому легче от этого не становилось. Так что единственное, что он мог себе позволить -- это искренне ненавидеть память Арлиона в частности и всех Этари в целом, благо его точку зрения разделял почти весь материк.
Чем же он жил эти сто лет? Интересы государства стояли, конечно, на первом месте, и почти все свое внимание он уделял им, но любовью к двору и дворцовым развлечениям он так и не проникся. К охоте он был равнодушен, балы вызывали скуку, конные прогулки всем дворцом, торжественные приемы, пикники раздражали, а пустая светская болтовня утомляла. Возможно, именно поэтому он полюбил путешествовать в одиночку, не заботясь об общественном мнении. Приближенные, хоть и были поначалу удивлены, но не пытались перевоспитать монарха и стали относиться к его исчезновениям из дворца как к чему-то неизбежному. Таким же способом вырваться из дворца стало обучение в Госфорде у старого друга, которого он знал еще с атенрайских времен. В Атенрае он обучался, еще будучи наследным принцем, -- это было обязательным пунктом в образовании будущего короля -- а в Госфорд он отправился по собственному желанию. Уставал, конечно, -- просто взять и забросить на несколько лет государственные дела было невозможно, так что приходилось регулярно открывать порталы из Госфорда в Бэллимор и обратно, а это выматывало -- но он нисколько не жалел о принятом решении. И, получив законный "коричневый" рукав, вернулся в Вереантер.
Правда, вскоре после возвращения он начал задумываться, не стоило ли продлить свое обучение еще на два-три года, чтобы получить "черный" уровень, поскольку советники стали тонко намекать, не пора ли королю задуматься о женитьбе. В общем-то, никакой спешки не было: он сам был молод, и необходимость срочно завести наследника не стояла, но беспокойство советников можно было понять: после того, как предыдущий архивампир сошел с ума и, возможно, покончил с собой, хотелось быть уверенным в завтрашнем дне и знать, что и нынешнему королю, если что, есть замена. Но уверенность уверенностью, а жениться он совершенно не собирался, и о браке даже не задумывался. Да и на ком? Любовницы у него были, как кратковременные, так и более или менее постоянные, но ему даже в голову не приходило жениться на ком-то из них. Все они были из числа постоянно находившихся во дворце придворных, которые не занимались ничем хоть сколько-нибудь полезным, и были либо замужними, либо вдовами. Он всегда выбирал только низших вампирш с небольшим магическим потенциалом, поскольку те не смогли бы забеременеть, и все эти женщины были хороши только для одного занятия. Высшие вампирши, которых ему представляли на каких-то мероприятиях, были ему скучны -- за годы правления он научился хорошо разбираться в людях и видел из насквозь -- и он не мог увидеть ни одну из них в роли королевы. Дело было не в королевских обязанностях -- как раз с этим все эти девицы из аристократических семей, вышколенные, хорошо образованные, умеющие поддержать светскую беседу -- справились бы без проблем. Но он не мог представить себя, возвращающегося вечером с каких-нибудь сложных переговоров в свои покои, где его будет ждать такая распрекрасная красавица, с которой придется -- не приведи боги! -- о чем-нибудь разговаривать или, еще хуже, выслушивать истории из жизни бэллиморского двора. О династическом браке он даже не думал -- к этому моменту Вереантер уже достаточно окреп, чтобы не беспокоиться об укреплении отношений с соседями. Нет, он рассчитывал найти кого-то, кто станет для него тем, кем его мать была для его отца, и слово "любовь" он никогда не исключал из своего лексикона. Просто... всему свое время.