Однако в этот
день мысли о работе, как оказалось, вытеснили у Вулфа интерес к еде, хотя я - убейте - не понимал, о каком деле он мог размышлять, если и дела-
то никакого у нас тогда не было и в помине. Вулф расправился с остатками трех уток - вчера с нами обедал его друг Марко Вукчич, - с привычной
ловкостью разрывая кости и вгрызаясь в сочную мякоть полированными белыми губами, однако вид у него при этом был довольно рассеянный. В связи с
этим обед несколько удлинился, и было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку вернулись в кабинет. То есть это Вулф шел
вперевалку, а я так шагал очень даже бодро.
В кабинете, вместо того чтобы заняться каталогами или какими-нибудь другими игрушками, Вулф откинулся в кресле и, сплетя пальцы поверх
вместилища уток, закрыл глаза. В беспамятство он не впал - за тот час, что он так просидел, я несколько раз видел, как он втягивает и выпячивает
губы, из чего заключил, что мой шеф над чем-то напряженно раздумывает.
Неожиданно он заговорил:
- Арчи, почему ты сказал, что та девушка хотела позаимствовать книгу?
Выходит, мысли его были прикованы к черногорским барышням. Я махнул рукой:
- Да это я так, поддразнить вас.
- Нет. Ты сказал, она спрашивала, не читал ли я ту книгу.
- Да, сэр.
- И не изучаю ли ее.
- Да, сэр.
- И не читаешь ли ее ты.
- Да, сэр.
Он приоткрыл глаза.
- Тебе не приходило в голову, что она старалась выяснить, не взбредет ли кому-то из нас заглянуть в ближайшее время в ту книгу?
- Нет, сэр. У меня и так голова была забита. Я тогда сидел, а она стояла передо мной, и я больше думал о ее формах.
- Это вообще не мысль, а рефлекс, и отвечает за него спинной мозг, а не головной. Ты говорил, что книга эта - "Объединенная Югославия"
Хендерсона.
- Да, сэр.
- А где была эта книга, когда ты вернулся в кабинет?
- На полке, на своем месте. Она сама ее туда поставила. Для черногор...
- Пожалуйста, достань ее.
Я пересек комнату и, сняв с полки книгу, протянул ее Вулфу. Тот заботливо протер переплет ладонью - он всегда так поступает, обращаясь с
книгами - затем, не открывая, повернул книгу лицевой стороной к себе, крепко сжал и, подержав так некоторое время, резко отпустил. Открыв ее
после этого где-то в середине, он вынул из нее сложенный лист бумаги, засунутый между страницами. Вулф развернул бумагу и принялся читать. Я сел
и крепко закусил губу, от души желая, чтобы это помогло мне удержать слова, которые так и просились наружу.
- Так и есть, - произнес Вулф. - Прочитать тебе, что здесь написано?
- Сделайте одолжение, сэр.
Вулф кивнул и начал нести такую тарабарщину, что у меня волосы встали дыбом. Зная, что он только того и ждет, чтобы я прервал его, прося о
пощаде, я снова закусил губу. Когда он наконец остановился, я хмыкнул:
- Все это прекрасно, но зря она мне так прямо и не сказала, до чего я умный и привлекательный, вместо того чтобы излагать это на бумаге и
прятать между страницами книги. Особенно меня пленили последние слова о том, какой я...
- И особенно не стоило писать такое по-сербскохорватски.