Третья.
"А из разных бьют, - подумал Степанов, - плохо дело-то. Их, значит, там не меньше трех".
К Степанову подполз Ситонг и молча протянул пистолет. Степанов отрицательно покачал головой.
- Почему? - спросил Ситонг одними губами, но он лежал совсем рядом, и Степанов понял его вопрос.
- Если возьмут - сразу поднимут визг: "вооруженный русский", ответил он, подумав при этом: "И дома потом, если выменяют, затаскают по начальству".
Ситонг положил рядом со Степановым свой длинный нож и отполз к шоферу. Они пошептались о чем-то, и Ситонг исчез. Шофер подождал несколько минут, а потом дал из своего трофейного американского автомата очередь по тому темному, что было впереди, на дороге. Ему ответили сразу из трех автоматов.
"Значит, их не больше, - подумал Степанов. - Выкрутимся".
- Сколько прошло времени? - шепнул шофер.
- Не знаю.
- Посмотрите на часы.
- У меня стрелки не светятся.
- Покажите мне.
Степанов вытянул руку с часами. Шофер приник лицом к часам, а потом шепнул:
- Без пяти шесть.
- Не может быть, - ответил Степанов. - Ты спутал. Наверное, половина двенадцатого.
Шофер хихикнул в темноте.
- Я всегда путаю стрелки, - сказал он, - особенно в темноте. Конечно, сейчас половина двенадцатого. В шесть часов начинают светлеть облака на востоке.
Степанов с трудом понимал парня - тот говорил очень цветистым языком. "Наверное, из Саванакета, - подумал Степанов, - там особенно красочный язык".
Снова прогрохотала очередь. Шофер не отвечал. Он потянул к себе руку Степанова и снова приник к часам.
- Пора, - шепнул он. - Если они побегут на вас, хватайте за ноги и бейте ножом.
- А ты?
- Я буду рядом, просто я говорю на всякий случай. Разите коварного врага ножом в горло, - закончил он саванакетской цветистостью.
И шофер отполз в сторону. Именно оттуда через минуту-две он дал несколько очередей, а потом закричал что-то пронзительное - Степанов так и не разобрал что. С дороги ответили очередями - Степанов видел красно-белые точки, разрывавшие черное полотно ночи, а потом выстрелы загрохотали в другом направлении, красно-белых разрывчиков уже не было, а после он услыхал голос Ситонга впереди и почувствовал, как кто-то невидимый бежал прямо на него по теплой каменистой дороге.
"Ну вот, сейчас, - сказал он себе. - Вот он рядом".
Но он не успел броситься на бегущего: чья-то стремительная тень метнулась от скалы. Степанов слышал, как человек тяжело упал. Потом он слышал тяжелые удары, и сопение, и стон, а после Ситонг закричал:
- Включайте фары!
Никто ему не ответил, но сопение где-то совсем рядом и тяжелые удары он по-прежнему слышал. Степанов поднялся, подошел к "газику" и включил свет. В белом луче он увидел шофера, который сидел верхом на человеке в серой куртке и бил его сцепленными руками по голове. Кровь на лице человека была черной.
- Эй, - негромко сказал Ситонг, - хватит. Он же не двигается.
...Двух диверсантов он уложил наповал, а третий, который ринулся вперед от неожиданно прогрохотавших сзади выстрелов, теперь лежал без сознания на дороге, и шофер по-прежнему яростно колотил его: звук был такой, будто мокрое белье били о камни.
Ситонг раскидал завал, который диверсанты сделали на дороге, шофер менял простреленное колесо, а Степанов сидел возле пленника и смотрел, как тот медленно приходит в себя. Подошел Ситонг, тронул человека ногой и сказал:
- Не наш. Это вьетнамец. Они сюда забрасывают диверсантов из Сайгона.
- Как ты определил?
- По лицу. Разве он похож на нас?
Степанов взглянул на пленника: тот был похож на Ситонга как две капли воды. Хотя, вспомнил он, в Ханое ему говорили, что все европейцы кажутся в Азии похожими друг на друга. "У нас лица разные, а вы все одинаковые, как братья".