– Он ушел так же стремительно, как и появился. – Я заскочу к ней, Айвэн. На пути к выходу он метнул в меня быструю улыбку.
Я снова сел напротив отчима и проглотил одну из таблеток, которые дал мне доктор Роббистон. Со своим диагнозом он попал точно в яблочко. Полученные удары давали знать о себе.
– Он действительно хороший врач, – сказал мне Айвэн, как бы оправдываясь или защищая доктора Роббистона от моих возможных нападок.
– Превосходный, – согласился я. – С чего бы вам сомневаться в нем?
– Он всегда очень спешит. Пэтси хочет, чтобы я сменил врача... – Айвэн нерешительно поежился. Казалось, лишь тень осталась от его прежней решимости.
– Зачем вам менять врача? – спросил я. – Он хочет, чтобы вы поправились, и сам приходит к вам на дом. В наши дни это такая редкость.
Айвэн нахмурился:
– Пэтси говорит, он слишком тороплив.
– Не каждый думает и двигается с одинаковой скоростью, – примирительным тоном сказал я.
Айвэн взял салфетку из плоской коробочки, стоявшей на столе возле него, и высморкался, а потом осторожно опустил салфетку в корзину для бумажного мусора. Он был, как всегда, точен и аккуратен.
– Если ты что-нибудь прячешь, то куда? – спросил Айвэн.
Кажется, я замигал от удивления.
– Так куда же? – спросил он еще раз, как бы помогая мне припомнить правильный ответ.
– Ну... это зависит от того, что надо спрятать.
– Что-то ценное.
– А какого размера?
Он не дал мне прямого ответа, но сказал нечто, чуть более необычное, чем все то, что говорил мне когда-либо с тех пор, как я знаю его.
– У тебя изворотливый ум, Александр. Назови мне надежное, безопасное место, где ты спрятал бы что-то ценное для тебя.
Так. Надежное, безопасное.
– Хм, а кто будет искать то, что надо спрятать? – спросил я.
– Все. После моей смерти.
– Вы не умираете.
– Все мы смертны.
– Это очень непростое дело – сказать кому-то, где спрятать нечто ценное, чтобы оно не пропало навсегда.
Айвэн улыбнулся.
– Вы говорите о вашем завещании? – спросил я.
– Я не сказал тебе, о чем мы говорим. Пока не сказал. Твой дядя Роберт говорит, что ты знаешь, как прятать вещи.
От этих слов у меня перехватило дыхание. Как они могли? Эти двое благонамеренных мужчин сказали где-то что-то кому-то, из-за чего меня избили и сбросили со скалы. Меня – племянника одного и пасынка другого из них... Я весь превратился в неодолимую боль в этой благопристойной, мирной комнате и вынужден был признать, что при всей их житейской опытности они не имели реального представления об истинных глубинах алчности и жестокости существ, известных под названием homo sapiens.
– Айвэн, – сказал я, – положите что бы то ни было в подвал банка и пошлите соответствующую письменную инструкцию своему адвокату.
Он покачал головой.
Только не давай мне ничего прятать, думал я, ради Бога, не давай. Оставь меня в покое. Я не привык ничего прятать.
– Допустим, это лошадь, – сказал Айвэн. Мне оставалось лишь вытаращить на него глаза.
– Лошадь ты в подвале банка не спрячешь, – продолжал он.
– Какую лошадь?
Он не сказал какую. Он спросил:
– Где бы ты спрятал лошадь?
– Скаковую?
– Разумеется.
– Ну... – в скаковой конюшне.
– А не в каком-нибудь незаметном сарайчике где-нибудь у черта на куличках?
– Конечно, нет. Лошадей надо кормить. Регулярные посещения такого сарайчика послужат сигналом, что там спрятано что-то важное.
– Неужели ты веришь, что можно спрятать что-то на виду у всех и так спрятать, что никто не поймет, что именно спрятано?
– Вся закавыка в том, – сказал я, – что в конце концов кто-то поймет, что он видит перед собой. Кто-то распознает редкую печать на конверте. Кто-то распознает настоящие жемчужины, когда высохнут ягоды омелы.