- Потому, - повернулся, как на шарнирах, Благово. - Трудно объяснять это человеку со школьными вкусами.
- И не объясняй. И так ясно.
- Докажи.
Все выжидающе смотрели на меня. Я покраснел.
- Большой поэт глупых слов не придумывает.
Благово засмеялся.
- Старая песня. Амфитеатров уже писал об этом.
- Все равно, слова глупые.
- Какие?
- Ну, "экстазер", "грезерка", "окалошить", "морево", - начал перечислять я.
Благово поднял брошенную ему перчатку с видом завзятого бретера.
- Это обогащение языка, - сказал он. - Словотворчество.
- Не очень умное, - неожиданно вставил Володька.
- Повторяетесь, - сказал Благово, даже не взглянув на него.
Но Володьку это ничуть не смутило.
- Есть умное словотворчество, есть и глупое, - спокойно продолжал он. Вот Достоевский придумал слово "стушеваться". Умное слово. Очень меткое. Потому оно и в язык вошло. А "окалошить" глупое слово. Никто так говорить не будет. И "морево" - глупое. Есть слово "мористо", что означает: далеко в море, дальше от берегов. А что означает "морево"? Чушь. И поэт он, кстати, не очень грамотный.
На диване взвизгнули.
- Докажи, - повторил Благово.
- Пожалуйста, - усмехнулся Володька. - Как это у Северянина? Вы сейчас читали... "С жаркой кровью бурливее кратера..."
- "...Краснокожий метал бумеранг... И нередко от выстрела скваттера... Уносил его стройный мустанг", - закончил хор голосов на диване.
- Никаких скваттеров в Мексике нет и не было. Так звали первых американских колонистов на Западе. А Мексика была колонизована не американцами, а испанцами. А с бумерангом уж совсем глупо, - усмехнулся Володька. - Бумеранг - это оружие туземцев Австралии, а не мексиканских индейцев.
- А это не глупо? - закричал я, подыскав наконец аргумент на ненавистное "докажи", и поспешно процитировал: - "И я, ваш нежный, ваш единственный... я поведу вас на Берлин!"
- Это иносказательно, - возразил Благово.
- Рассказывай!
- Даже символично.
- Поехал!
- Читать надо уметь, - огрызнулся Благово. - Это патриотический порыв. Конечно, некоторым такие стихи не нравятся, они другие предпочитают! - Он театрально взмахнул рукой. - На днях сижу у зубника. В приемной у него на все вкусы газеты. Взял одну и читаю...
Благово эффектно замолчал - он знал свою аудиторию.
- "Как ныне стремится кадет Милюков... К желанным, заветным проливам... Должны мы добиться таких пустяков..." - продекламировал он и усмехнулся. Дальше в том же духе. Взглянул на первую страницу - все ясно: большевистская газетка...
- Ну и что? - спросил я.
- Как - что? Значит, проливы, по-твоему, пустяк? Дарданеллы нам, как воздух, нужны. Ты был на лекции Кизеветтера?
Я вспомнил журчание о "великой исторической миссии России" и смутился. Средств для опровержения у меня не было.
- А ведь я знаю, господа, почему для него это пустяк, - продолжал Благово, презрительно на меня поглядывая. - Я вам расскажу сейчас кое-что. В конце концов, мы уже определились политически. Все мы сочувствуем кадетской партии...
- Кроме меня, - сказал я.
- Знаю, - пренебрежительно откликнулся Благово. - Его судьбы России не интересуют. - Он демонстративно кивнул в мою сторону. - Вы знаете, что он отказался работать для комитета.
Я никогда не был в суде, но мог бы точно представить себе состояние подсудимого, когда зал сочувствует прокурору.
- Это правда? - спросил Колосов.
Я молча пожал плечами.
- Он даже листовок не вернул, - ехидно прибавил Благово.
- Я их выбросил, - зло сказал я.
Меня бесил этот наглый барчук, но спорить с ним я не умел.
- Тогда с кем ты? С монархистами? С эсерами? С большевиками? Или, может, просто обыватель?
Я был "просто обыватель", но признаться в этом не мог решиться.
- По-моему, таким у нас делать нечего, - продолжал добивать меня Благово. - Кто не понимает, что кадетизм грядет...