Сползание же в фантастику с того трамплина, который зовем мы жизнью, пожалуй, единственное правдивое описание нашего существования. Весь фокус в том, что он размыт. Главный Факир пьян либо спит, а фокус, с игральными картами или же оптический, непонятен и искажен астигматизмом. С этого постулата и начинается "Гермес".
Ахаз Ховен. Квинтиллиан Лойола. Сикст Гольбах. Ириарте. Мариньяно. Рёдер. Вольдемар Пиль. Бакст. Сеймур Квинке. Леверт. Флаэрти. Густав Цвингли. Аугусто Лента. Трифон Малларме. Цезарь Кобленц. Штумпф.
Столбцы имен. Длинные черные столбцы имен, начинающиеся во льдах неолита и продолжающие пополняться и сейчас чьей-то невидимой рукой. Что такое мир, как не столбец имен, слов, понятий и всего того, что не называемо? Что такое бог, как не неутомимый кроссвордист, одержимый страстью заполнять пустые клетки? Что такое жизнь, как не боязнь быть неназванным? Недопустимо и страшно менять свое имя. Этот ритуал, погребенный под дежурной фальшью загсов, кричит из древних пропастей утерянного знания. Всяк сверчок носи свои имярек. Всяк герой соответствуй своему имени. Не нужно описывать человека - просто назови его имя. Так Малларме перестает быть творцом "Стихотворений" и становится рыбарем.
Архонты: Аполлон, Арес, Геката, Деметра, Плутос, Приап, Протей - всего 7. С уходом Аполлона - также Сет. Члены Буле: номинально Адонис, Ате, Гелос, Гермес, Дионис, Мом, Пеан, Форкис, Эрида, потом Баст и Себек.
Нет Афродиты - и нет красоты. Нет Афины - и нет мудрости. Нет Зевса - и нет мощи. А есть лишь бедный Адонис, умирающий и воскресающий бог.
Определения человека разными богами.
Предельный мотив рыбоненавистничества. Трисмегист.
Что такое человек? Это определенное количество масок. Что такое бог? Это количество масок неопределенное. Другими словами, если сумма возможных личин человека в конечном итоге ограничивается его чисто человеческими возможностями, то волшебник-бог (не Бог, а бог - пантеонный приживал) одним легким напряжением мимических мышц помогает себе создать новую маску. Так и возникает цепь: Зевс - Юпитер - Брахма и т.д. Однако это слишком дюмезильно и чересчур леви-строссно. Куда оригинальнее была концепция, выведенная в "Другом Апокалипсисе": у каждого народа - свой бог. Эти индоевропейские двойники, показавшиеся мне такими оригинальными в начале (тогда я не читал ни Тейлора, ни Фрейзера, ни Леви-Брюля, ни структуралистов) и моим собственным открытием, страдают многими недостатками, так же как и моя теория при ближайшем же рассмотрении оказывается аккуратным домиком из песка. Не всех богов можно нанизать на одну булавку, как мотыльков. В Скандинавии Один совсем не Зевс, то есть Зевс там не Один, а Тюр. Ну, а кто там, допустим, Гермес? Локи? Слишком негативен. Тут невозможны никакие точные формулы. И так понятно, что боги, связанные древними индоевропейскими корнями, кровавые боги ацтеков, молчаливые монгольские бурханы и удивительные танцоры на карликах Индии, - все это маски одного и того же громадного спектакля под названием Вечность.
Современное мифотворчество - уже повторение. Оно похоже на кварц, в который кое-где вкраплены блестки золота. Однако известная вторичность не мешает мифотворчеству быть одним из самых продуктивных жанров в литературе, хотя степень такой продуктивности зависит от степени синкретичности мифотворчества. Семеро звероподобных офитских Архонтов довлеют над каждым словом "Гермеса". Седьмой Архонт - Оноил, или Фарфаваоф, - Ослобог, потому что зверь его - осел, становится Сетом, злым египетским пустынником, символом которого также является осел. И на осле же прибыл Христос в Иерусалим. Так рампа гигантской сцены двоится и троится в человеческих глазах, как, собственно, и должно быть.