Но Аманесер уехал, я жду его и буду ждать, сколько понадобится, а для этого необходимо научиться отгонять моховых звезд.
В прицел я видела все те же бегущие огоньки. Один за другим завыли псы на цепи, в конюшне заревели мулы. Мой палец лег на гашетку, и больше всего я боялась, что рука перестанет слушаться. Темнота стала красная, как сырое мясо. Я заставила себя выждать еще мгновение, а потом пальнула.
Пушка даже не вздрогнула. Холм озарился белым. Перед воротами, в нескольких сантиметрах, забился в корчах волосатый жгут - не знаю, как выглядит моховая звезда на самом деле, в моем представлении она похожа на гигантский комок волос, застрявший в водостоке. В мгновенном свете выстрела я увидела, как близко подпустила звезду, и ужаснулась. Зато и уйти ей теперь не удастся - она разваливалась, растекалась лужей, и несколько секунд слепоты - а после выстрела я всегда слепну - прошли в безопасности и в ощущении победы
Другим бы звездам разбежаться при виде такой картины. Но им плевать. У них нет чувства самосохранения. Они вообще не живые. Аманесер в свое время пытался понять их природу и понял бы, будь у него время.
А так - приходится стрелять по ним, непонятым.
Красный огонек на пульте сменился зеленым - пушка дозарядилась. Холм по-прежнему пузырился: звезды подбирались справа и слева. По второй я выстрелила с опережением - еще чуть-чуть, и промахнулась бы. Звезду отбросило от ограды. Картинка легла на сетчатку, как фотография: жгутики, хлыстики, щупальца, какие-то развевающиеся рваные юбки... Все еще слепая, я отсчитала пять секунд и выстрелила снова. И, когда открыла прозревшие глаза, звезды уже не было. Не знаю, что с ней случилось.
Ночь пахла лимоном и лавром. В степи стрекотали цикады. Прежде чем третья гостя подошла к нашим воротам, я успела выпустить три дымовых кольца. Правда, они не были идеально круглыми.
Беззвучная вспышка. Легкий треск, как от бабочки, угодившей в пламя свечи. Я перевела дыхание; Аманесер был бы мною доволен.
Журчал фонтан во внутреннем дворике. Перед рассветом подул ветерок. От прицела на моем лице остался продолговатый синяк - я чувствовала его, даже не глядя в зеркало.
Одна за другой гасли звезды. Последней ушла любимая звезда Аманесера и я, конечно, снова помахала ей рукой.
И поднялся новый день, освещая холм, оливковую рощу, красноватую землю в трещинах и большую дорогу, пустынную в этот час.
Еще один день в ожидании.
* * *
- Госпожа, путник у ворот. Пустить?
- Кто таков?
- Монах.
- Взвесьте.
Слуга удалился. Я отложила вышивание. Умылась из фонтана. Накинула вуаль. Неторопливо, чтобы не выказать любопытства, прошла во двор поглядеть.
Монах был совершенно безобиден, по крайней мере, снаружи. В момент моего появления он как раз стоял на весах, и показания гирь вполне отвечали тому, что видели глаза: коренастый и тучный мужчина, видавший лучшие времена. Обвисшие щеки. Сожженная солнцем кожа. Линялая коричневая ряса. Монах как монах.
- Входите, отец.
Сойдя с весов, он благословил меня чуть дрогнувшей рукой.
- Уверяю вас, я не несу в себе ничего такого... что могло бы представлять опасность. Я человек из костей и мяса.
- Знаю, отец. Входите и разделите со мной мою скромную трапезу.
Смеркалось. Я велела принести свечи. Монах был голоден, и только деликатность удерживала его от жадного чавканья за обильно накрытым столом. Я не заводила разговора, чтобы не ставить гостя в неловкое положение - а то как бы он разговаривал с набитым ртом?!
- Сеньора, - сказал он, вытирая губы салфеткой, - я не устаю благодарить Господа за то, что он привел меня к вашему дому сегодня вечером. Усталость, голод и жажда - пустяки... в сравнении с тем, что я едва не остался на ночь без крова!
- В этих местах бывают моховые звезды, - сообщила я.