– Аппаратура в котором контейнере? – кричал мулат в кожаных штанах, скаля на солнце тридцать два золотых зуба и запрокидывая голову, чтобы голос его долетел до носовой части гигантского корабля, такого одинокого и чужеродного на этой нецивилизованной планете.
– В шес‑то‑о‑ом! – донеслось из поднебесной вышины. – Скажи кибам, чтоб платформу подавали!
– Я са‑а‑ам!
Обладатель кожаных штанов обернулся и только тогда увидел Варвару, еще не вышедшую из кабины пассажирского лифта. Несколько секунд он оторопело взирал на нее, потом почесал за ухом и достаточно нелюбезным тоном изрек:
– Так. А дед где?
Варвара поймала себя на том, что ей тоже хочется почесать за ухом. Хм, дед. Пилот‑механик был по‑старчески брюзглив, штурман‑пилот – бородат, механик‑штурман – лыс, но седина подразумевалась. Значит, дедом могли назвать любого.
– Дед наверху, – коротко ответила она.
– Превосходно!!! – возопил мулат, словно в одном факте существования "деда" уже заключалось нечто феерическое.
На сем диалог прервался, потому что он метнулся в кабину громадного контейнеровоза – такого Варвара ни разу на Большой Земле не видела, – прогнал оттуда золотого членистоногого киба (да что у них тут, золотые россыпи, что ли?) и начал осаживать грузовик прямо к швартовочным опорам корабля с такой демонстративной лихостью, которая довела бы земного инспектора по технике безопасности до невменяемого состояния. "Вот сейчас либо машину покалечит, либо груз примет мимо платформы, – с непонятно откуда взявшимся раздражением подумала Варвара. – Ну, а мне‑то что? Мне вот давно пора совершить исторический шаг и ступить, наконец, на девственную почву этой первой в моей жизни далекой планеты, занесенной в звездные каталоги под именем Земли Тамерлана Степанищева. А то я торчу тут на пороге лифта, как вечерняя фиалка, повергая космодромный персонал в изумление своей нерешительностью…"
И она совершила исторический шаг.
Правда, девственная почва оказалась рукотворным шершавым бетоном, а космодромного персонала вообще не было видно, но что могли значить такие мелочи перед счастьем стоять на твердой земле? Несмотря на усиленные тренировки, Варвара, не без основания считавшая себя человеком крепким и закаленным, перенесла полет без восторга, а процедура посадки оказалась и вовсе тошнотворной маятой. И вот теперь ее тело, совсем недавно сжатое перегрузкой в нервный. ощетинившийся комок, только‑только начало обретать былую чуткость и восприимчивость. Глаза широко и удивленно раскрывались. Ветер доносил непредставимые доселе запахи. Кожа теплела под тугим напором лучей. Вот она, чужая земля. Враждебная? Дикая? Нет, скорее наоборот – дружелюбная, доверчивая, как ластящееся животное.
Она еще немного постояла, проверяя, прошло ли головокружение. Прошло. Тогда она шумно вдохнула пряный прохладный воздух и пошла к веренице ожидающих погрузки контейнеровозов.
– Э‑э, осторожненько! – крикнули сзади.
Она обернулась, и прямо в глаза ей ударил ослепительно желтый луч света. Не медовый, не лимонный – золотой до осязаемости. "Прямо не космодром, а танцплощадка какая‑то", – подумала Варвара. Ни танцев, ни цветной иллюминации она отродясь не терпела. Пришлось заслониться ладошкой и попятиться так, чтобы навязчивый маскарадный прожектор оказался за массивным корпусом еще испускавшего тепло звездолета.
И тогда она вдруг поняла, что это вовсе не прожектор, а знаменитое тамерланское солнце, прижатое к самому горизонту многослойным шоколадным облаком.