Рут отвернулся. Одного взгляда на жену ему было достаточно, чтобы с болезненной отчетливостью представить ближайшее будущее.
Он промыл гипошприц, поставил на полку "Руководство", двигаясь с какой-то неловкостью и внезапно появившейся скованностью. Повернувшись, он увидел, что жена глядит на него широко открытыми глазами. Рут медленно покинул комнату,
На следующий день Марвиль Ландри уже был на ногах и, когда он побрился и переоделся, от болезненного вида не осталось и следа. По профессии Ландри был горный инженер, так он представился Руту, и следовал на Зубан XIV, по контракту.
Вирус сразил его молниеносно, и, только благодаря своей счастливой звезде, он заметил на карте, что близок к Дикантропусу. Быстро слабея, он был вынужден резко затормозить и так неудачно приземлился, что сейчас опасался, не израсходовал ли он все горючее. И в самом деле, когда они пошли проверить, то обнаружили, что горючего едва ли хватит, чтобы поднять корабль в воздух на какие-нибудь сто футов.
Ландри уныло покачал головой:
- Плакал мой десятимиллионный контракт на Зубане XIV.
Рут тем же тоном ответил:
- Грузовой пакетбот бывает раз в три месяца. Ландри поморщился:
- Три месяца в этой проклятой дыре! Сдохнуть можно!
Они вернулись на станцию.
- Как вы живете тут, не понимаю. Барбара услышала его:
- Живем? Да последние шесть месяцев я каждую минуту на грани истерики. Джим, - она с отвращением ткнула в сторону мужа, - только и занят своими костями, камнями и антенной. Веселенькая у меня компания!
- Может быть, я помогу вам, - легкомысленно предложил Ландри.
- Может быть, - сказала она, бросив на мужа холодный, равнодушный взгляд. И с этими словами, грациозно покачиваясь и таинственно улыбаясь, вышла из комнаты.
Вечером устроили праздничный ужин. Как только голубые лучи солнца исчезли за горизонтом, Барбара и Ландри отнесли стол к озеру и обставили его со всем великолепием, какое только могла обеспечить станция. Не сказав ни слова мужу, Барбара открыла бутыль с бренди, Которой прижимистому Руту хватило бы на целый год, и приготовила кучу бокалов виски с лимонным соком, вишневую настойку и лед.
На открытом воздухе, когда зажгли свечи и на бокалах виски заплясали блестящие искорки, даже Рут повеселел. Воздух был на редкость прохладен, а вокруг раскинулись пески пустыни, белые и чистые, как полотно. Так они сидели и пировали консервированной дичью, грибами и замороженными фруктами, хорошенько накачиваясь рутовским бренди, а через озеро на них из темноты глазели туземцы.
Они постепенно пьянели: Рут, становясь все более сонным и вялым, Ландри - все веселее, а Барбара игривей: настоящая хозяйка, очаровательная и остроумная, от ее хохота звенел и дрожал весь ночной Дикантропус. Они с Ландри поднимали бокалы друг за другом, перебрасываясь шуточками насчет Рута и его потерь. Окончательно осоловев, тот чуть не падал со стула. Наконец, пошатываясь и спотыкаясь, он отправился на станцию.
На столе у озера оплывали свечи, Барбара подливала бренди. Голоса их становились все невнятнее, и, наконец, свечи догорели.
Ах, как хотелось бы продлить время благодатной темноты! Но настало утро, а затем... день молчания и опущенных глаз. Потом другие дни и ночи сменяли друг друга, и происшедшее уже стало обыденностью. А на станции поселилась маленькая гадкая ложь.
Барбара откровенно избегала Рута, и, когда ей случайно приходилось разговаривать с мужем, в голосе звучала плохо скрытая насмешка. Ландри, уверенный, беззаботный, - орел да и только - любил исподтишка наблюдать за ними, в душе потешаясь над сложившейся ситуацией. Рут отгородился стеной спокойствия, разговаривал сдержанным, невозмутимым тоном, ничем не выражая того, что происходило у него в душе.