Дэл было расхохотался, но потом вспомнил, что сначала неплохо бы проглотить то, что в данный момент находилось во рту:
- Берген, друг мой, я выше этих материй.
- Следовательно, - незамедлительно отреагировала Трив, - материи эти весьма прочны, раз способны выдерживать твой вес.
Дэл улыбнулся, снова облапил жену и сказал:
- Во время еды не смей даже заикаться насчет моего веса, Худющая. Это портит мне весь аппетит.
- Так, значит, ты изменил свое мнение насчет городов?
- Все города - мрачные, уродливые создания, - объяснил Дэл. - Я отношусь к ним как к огромным сточным канавам, которые убивают все в округе. Когда на планету, которая может вместить всего лишь пятнадцать миллионов населения, набивается пятнадцать миллиардов человек, надо же куда-то сливать отходы. Вот и начинаешь нагромождать металлические плиты друг на друга, и деревья постепенно вымирают. Под силу ли мне остановить прилив?
- Конечно, - кивнула Трив.
- Она безгранично верит в меня. Нет, Берген, я закончил войну с городами. Городские жители покупают мои картины и дают мне возможность жить в роскоши, писать изумительные полотна и спать с красавицей женой.
- Раз уж я такая красавица, почему ты еще не написал мой портрет?
- Не в моих силах установить во Вселенной справедливость, - продолжал Дэл. - Я всего лишь могу писать Кроув. Я пишу его таким, каким он был до своей гибели, до того, как его смердящий труп получил прозвище Капитолий. Эти картины просуществуют сотни лет. И люди, которые увидят их, надеюсь, скажут: "Вот как выглядит настоящий мир. Это тебе не коридоры из стали, пластика и искусственной древесины".
- Мы используем только натуральное дерево, - запротестовал Берген.
- Ничего, скоро перейдете на заменители, - пообещал Дэл. - Деревьев почти не осталось. А возить бревна с другой планеты не очень-то выгодно.
Вот тогда-то Берген и задал вопрос, который вертелся на языке все это время:
- Это правда, что тебе предлагали сомек?
- Они чуть силой меня туда не засунули. Только рулоном холста и отбился.
- Так, значит, ты и вправду отказался? - уточнил Берген, с трудом веря услышанному.
- Отказался. Даже не один, целых три раза отказывался. Они все угомониться не могли: "Десять лет под сомеком! Пятнадцать лет под сомеком!" А что мне с этого сна? Я не умею рисовать во сне.
- Но, Дэл... - попытался убедить его Берген. - Сомек - ведь это, по существу, бессмертие. Вот я, к примеру, сейчас перехожу на десять лет сна и лишь один год бодрствования, и это означает, что пятьдесят мне исполнится лишь через три сотни лет! Три столетия пройдет, а я буду жив! И наверняка протяну еще лет пятьсот. Я стану свидетелем расцвета и падения Империи, увижу полотна тысяч художников, отделенных друг от друга веками. Я разорву узы времен...
- Узы времен. Неплохо сказано. Ты в восторге от прогресса. Поздравляю. И желаю всего наилучшего. Счастливых сновидений, да будет тебе сон в руку.
- Молитва типичного капиталиста, - добавила Трив, улыбнувшись и подложив в тарелку Бергена салата.
- Но, Берген, пока ты летишь над водой, подобно камешку, пущенному умелой рукой, оставляя еле заметные круги и практически не касаясь поверхности - пока твой мозг занят проблемой, как бы проскакать подольше, я буду плыть. Я люблю плавать. Это позволяет мне почувствовать воду, погрузиться в нее. Это требует недюжинных сил. Но когда я уйду из этого мира, а это случится, когда тебе и тридцати не будет, то, уверен, останутся жить мои полотна.
- Бессмертие в иной форме - не мелковато ли?
- Мои картины - это мелковато?
- Нет, - признался Берген.
- Тогда доедай, взгляни еще раз на мои полотна и возвращайся обратно. Строй свои города-гиганты до тех пор, пока весь мир не затянет сталью и планета не засияет в пространстве, словно звезда. В этом тоже есть своя красота, и твое творение переживет тебя. Живи как знаешь.