Но мне плевать - в этом доме только один человек мне небезразличен.
Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза. Затем улыбнулись. И больше не говорили о случившемся, потому что в четырнадцать лет не принято выказывать нежные чувства - так называемые "слабости".
Когда Бергену исполнилось двадцать, до их планеты добрался сомек.
- Это же гениально! - воскликнул Локен Бишоп. - Да ты понимаешь, что это значит?! Если мы пройдем тест, то пять лет будем проводить во сне и пять лет - бодрствовать.
Мы проживем на этой земле на целое столетие дольше.
- А пройдем ли мы этот самый тест? - поинтересовался Берген.
При виде такой наивности родители громко расхохотались.
- Здесь же все дело в заслугах, а мальчик еще спрашивает, пройдет ли его семья тест! Конечно, мы пройдем, Берген!
Берген смотрел на отца и мать с холодной яростью, которую они вызывали у него в последнее время.
- С чего вдруг? - стараясь говорить как можно спокойнее, спросил он.
Локен уловил звенящие нотки в голосе сына и немедленно принял серьезный вид.
- Да с того, что твой отец обеспечивает работу пятидесяти тысячам мужчин и женщин, - ткнул он пальцем в грудь Бергену. - С того, что, если я вдруг решу прикрыть свое дельце, половина этой планетки отправится в тартарары. Да ты только посмотри, какие я плачу налоги! Больше, чем кто-либо, во всей Империи лишь пятьдесят человек обладают таким богатством, как я.
- Иными словами, мы получаем сомек, потому что ты богат, констатировал Берген.
- Да, потому что я богат! - сердито отрезал Локен.
- В таком случае, если не возражаешь, я пока откажусь от сомека. Я хочу добиться этой чести собственными силами, а не принять ее по наследству от отца.
- Если бы я решила дожидаться, когда мне присвоят право пользоваться сомеком, я бы прождала до конца дней своих! - рассмеялась Селли.
- И будь на этом свете хоть какая-нибудь справедливость, ты бы его так и не получила. - Берген посмотрел на нее с отвращением.
Он сам не ожидал от себя подобной вспышки, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова в ответ.
Зато весь вечер с ним говорил Дэл. Они засиделись допоздна, заканчивая каждый свою картину. Дэл наносил последние штрихи на выполненную маслом миниатюру, а Берген завершал огромное полотно величиной чуть ли не со стену. На картине поместье было изображено таким, каким, по мнению Бергена, ему и следовало быть. Сам дом совсем крошечный, зато амбары достаточно вместительны, чтобы действительно приносить пользу. И деревья-хлысты были прекрасны.
Спустя несколько недель тайком от всех Берген ускользнул из дома и, заплатив за экзамен, набрал приличное число баллов по всем трем категориям: по интеллекту, творческим способностям и честолюбию. Ему было присвоено право проводить три года в сомеке и пять лет бодрствовать.
Теперь и он присоединился к рядам Спящих. И добился он этого, не прибегая к деньгам.
- Поздравляю, сынок, - сказал отец, явно не слишком гордый независимостью сына.
- Я вижу, ты установил свой график так, чтобы проснуться за два года до нас. Небось надеешься вдоволь повеселиться в наше отсутствие? - сказала Селли. Насколько горестно было ее лицо, настолько же ядовито прозвучали слова.
Дэл же, услышав, что вскоре Берген примет сомек, сказал только одно:
- Сначала освободи меня.
Берген растерянно смотрел на него.
- Ты обещал, - напомнил Дэл.
- Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.
- А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.
Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.
- Но что я могу сделать? - Берген был искренне расстроен.