Однако фишзупе потребовал в буфете, а сам не ел.
А все-таки попробовал. Попробовал и знаю, что ихний фишзупе дрянь. Фишзупе рыбный суп. Я и думал, что это что-нибудь вроде нашей ухи или селянки, потому у венгерцев большая река Дунай под боком, так думал, что и рыбы всякой много, ан выходит совсем напротив. По-моему, этот суп из сельдяных голов, а то так из рыбьих голов и хвостов. У меня в тарелке какие-то жабры плавали. Солоно, перечно кисло вспоминал Николай Иванович, поморщился и, достав из угла на диване стакан, стал наливать себе в него из чайника чаю.
Бр издала звук губами Глафира Семеновна, судорожно повела плечами и прибавила: Погоди накормят тебя еще каким-нибудь крокодилом, ежели будешь спрашивать разные блюда.
Ну и что ж?.. Очень рад буду. По крайности, в Петербурге всем буду рассказывать, что крокодила ел. И все будут знать, что я такой образованный человек без предрассудков, что даже до крокодила в еде дошел.
Фи! Замолчи! Замолчи, пожалуйста! замахала руками Глафира Семеновна. Не могу я даже слушать Претит
Черепаху же в Марселе ел, когда третьего года из Парижа в Ниццу ездили, лягушку под белым соусом в Сан- Ремо ел. При тебе же ел.
Брось, тебе говорят!
Ракушку в Венеции проглотил из розовой раковинки, хвастался Николай Иванович.
Если ты не замолчишь, я уйду в уборную и там буду сидеть! Не могу я слышать такие мерзости.
Николай Иванович умолк и прихлебывал чай из стакана. Глафира Семеновна продолжала:
И наконец, если ты ел такую гадость, то потому, что был всякий раз пьян, а будь ты трезв, ни за что бы тебя на это не хватило.
В Венеции-то я был пьян?! воскликнул Николай Иванович и поперхнулся чаем. В Сан-Ремо да Когда я в Сан-Ремо лягушку ел я был пьян. А в Венеции
Глафира Семеновна вскочила с дивана:
Николай Иваныч, я ухожу в уборную! Если ты еще раз упомянешь про эту гадость, я ухожу. Ты очень хорошо знаешь, что я про нее слышать не могу!
Ну молчу, молчу. Садись, сказал Николай Иванович, поставил пустой стакан на столик и стал закуривать папироску.
Брр еще раз содрогнулась плечами Глафира Семеновна, села, взяла апельсин и стала очищать его от кожи. Хоть апельсином заесть, что ли, прибавила она и продолжала: И я тебе больше скажу. Ты вот упрекаешь меня, что я за границей в ресторанах ничего не ем, кроме бульона и бифштекса А когда мы к туркам приедем, то я и бифштекса с бульоном есть не буду.
То есть как это? Отчего? удивился Николай Иванович.
Очень просто. Оттого, что турки магометане, лошадей едят и могут мне бифштекс из лошадиного мяса изжарить, да и бульон у них может быть из лошадятины.
Фю-фю! Вот тебе и здравствуй! Так чем же ты будешь в турецкой земле питаться? Ведь уж у турок ветчины не найдешь. Она им прямо по их вере запрещена.
Вегетарианкой сделаюсь. Буду есть макароны, овощи горошек, бобы, картофель. Хлебом с чаем буду питаться.
Да что ты, матушка! проговорил Николай Иванович. Ведь мы в Константинополе остановимся в какой-нибудь европейской гостинице. Петр Петрович был в Константинополе и рассказывал, что там есть отличные гостиницы, которые французы держат.
Гостиницы-то, может быть, и держат французы, да повара-то турки Нет, нет, я уж это так решила.
Да неужели ты лошадиного мяса от бычьего не отличишь!
Однако ведь его все-таки надо в рот взять, пожевать Тьфу! Нет, нет, это уж я так решила, и ты меня от этого не отговоришь, твердо сказала Глафира Семеновна.
Ну путешественница! Да изволь, я за тебя буду пробовать мясо, предложил Николай Иванович.
Ты? Да ты нарочно постараешься меня накормить лошадятиной. Я тебя знаю. Ты озорник.
Вот невероятная-то женщина! Чем же это я доказал, что я озорник?
Молчи, пожалуйста. Я тебя знаю вдоль и поперек.
Николай Иванович развел руками и обидчиво поклонился жене.
Изучены насквозь. Помню я, как вы в Неаполе радовались, когда я за табльдотом съела по ошибке муль этих проклятых улиток, приняв их за сморчки, кивнула ему жена. Вы должны помнить, что со мной тогда было. Однако сниму-ка я с себя корсет да прилягу, прибавила она. Кондуктору дан гульден в Вене, чтобы никого к нам не пускал в купе, стало быть, нечего мне навытяжке-то быть.
Да конечно же сними этот свой хомут и все подпруги, поддакнул Николай Иванович. Не перед кем здесь кокетничать.