Да конечно же сними этот свой хомут и все подпруги, поддакнул Николай Иванович. Не перед кем здесь кокетничать.
Да ведь все думается, что не ворвался бы кто-нибудь.
Нет, нет. Уж ежели взял гульден, то никого не впустит. И наконец, до сих же пор он держал свое слово и никого не впустил к нам.
Глафира Семеновна расстегнула лиф и сняла с себя корсет, положив его под подушку. Но только что она улеглась на диване, как дверь из коридора отворилась и показался в купе кондуктор со щипцами.
Ich habe die Ehre произнес он приветствие. Ihre Fahrkarten, mein Herr
Николай Иванович взглянул на него и проговорил:
Глаша! Да ведь кондуктор-то новый! Не тот уж кондуктор.
Нови, нови улыбнулся кондуктор, простригая билеты.
Говорите по-русски? радостно спросил его Николай Иванович.
Мало, господине.
Брат-славянин?
Славяне, господине, поклонился кондуктор и проговорил по-немецки: Может быть, русские господа хотят, чтобы они одни были в купе?
В пояснение своих слов он показал супругам свои два пальца.
Да, да кивнул ему Николай Иванович. Их гебе Глаша! Придется и этому дать, а то он пассажиров в наше купе напустит. Тот кондуктор, подлец, в Будапеште остался.
Конечно же дай Нам ночь ночевать в вагоне, послышалось от Глафиры Семеновны. Но не давай сейчас, а потом, иначе и этот спрыгнет на какой-нибудь станции и придется третьему давать.
Я дам гульден!.. Их гебе гульден, но потом сказал Николай Иванович.
Нахер Нахер прибавила Глафира Семеновна.
Кондуктор, очевидно, не верил, бормотал что-то по-немецки, по-славянски, улыбался и держал руку пригоршней.
Не верит. Ах, брат-славянин! За кого же ты нас считаешь! А мы вас еще освобождали! Ну ладно, ладно. Вот тебе полгульдена. А остальные потом, в Белграде Мы в Белград теперь едем, говорил ему Николай Иванович, достал из кошелька мелочь и подал ему.
Кондуктор подбросил на ладони мелочь и развел руками.
Мало, господине Молим една гульден, произнес он.
Да дай ты ему гульден! Пусть провалится. Должны же мы на ночь покой себе иметь! прикрикнула Глафира Семеновна на мужа.
Николай Иванович сгреб с ладони кондуктора мелочь, подал ему гульден и сказал:
На, подавись, братушка
Кондуктор поклонился и, запирая дверь в купе, проговорил:
С Богом, господине.
Фюлиопсдзалалс
Стучит, гремит поезд, проносясь по венгерским степям. Изредка мелькают деревеньки, напоминающие наши малороссийские, с мазанками из глины, окрашенными в белый цвет, но без соломенных крыш, а непременно с черепичной крышей. Еще реже попадаются усадьбы непременно с маленьким жилым домом и громадными многочисленными хозяйственными постройками. Глафира Семеновна лежит на диване и силится заснуть. Николай Иванович, вооружившись книжкой «Переводчик с русского языка на турецкий», изучает турецкий язык. Он бормочет:
Здравствуйте селям алейкюм, благодарю вас шюкюр, это дорого пахалы дыр, что стоит не дэер, принеси гетир, прощайте Аллах ысмарладык Язык сломать можно. Где тут такие слова запомнить! говорит он, вскидывает глаза в потолок и твердит: Аллах ысмарладык. Аллаха-то запомнишь, а уж ысмарладых этот никогда. Ысмарладых, ысмарладых Ну, дальше заглядывает он в книжку. «Поставь самовар». Глафира Семеновна! восклицает он. В Турции-то про самовар знают, значит, нам уже с чаем мучиться не придется.
Глафира Семеновна приподнялась на локти и поспешно спросила:
А как самовар по-турецки?
Поставь самовар «сую кайнат», стало быть, самовар «кайнат».
Это действительно надо запомнить хорошенько. Кайнат, кайнат, кайнат три раза произнесла Глафира Семеновна и опять прилегла на подушку.
Но есть слова и легкие, продолжал Николай Иванович, глядя в книгу. Вот, например, табак «тютюн». Тютюном и у нас называют. Багаж «уруба», деньги «пара», деревня «кей», гостиница «хан», лошадь «ат», извозчик «арабаджи» Вот эти слова самые нужные, и их надо как можно скорее выучить. Давай петь, предложил он жене
Как петь? удивилась та.
Да так Говорят, при пении всего скорее слова запоминаются.
Да ты никак с ума сошел! В поезде петь!
Но ведь мы потихоньку Колеса стучат, купе заперто никто и не услышит.
Нет, уж петь я не буду и тебе не позволю. Я спать хочу