Знал и прежде Леонтий как мало сын его на него самого походил, подозревал, что рядом с собой удержать его не сможет. Но слишком стремительно и горько для него все складывалось. И умом понимал он, что спорить бесполезно, да ничего с собой поделать не мог больше.
Значит, Киев, тяжело вздохнул он, и больше ни слова сказать не мог, так тяжко на душе его было. Да и что на такое сказать можно?
Он никогда не понимал странного своего сына. И куда деваться от горького разочарования. И усилия его потрачены даром. А тут еще этот тип рогатый к нему насмешничать пожаловал.
Если не приживется, то воротится назад, пытался уговорить себя жрец, но чувствовал, что несбыточные все это надежды.
Этого никогда не случится, хотел крикнуть бес, но промолчал, не в силах ничего больше ему сказать.
Этого никогда не случится, по дороге говорил своему приятелю Алешка, не люблю я Ростова, и что бы там не происходило, все равно в стольном Киеве навсегда останусь, потому что с ним моя жизнь и судьба навсегда связаны были.
Уже накануне видел сон Леонтий о том, что сын его затерялся где- то на бескрайних просторах, и сколько не звал и не искал он его, но отыскать все-таки никак не мог. Такие сны у него всегда сбывались, кто бы мог в том усомниться.
И до Ростова уже дошли слухи о подвигах ратных Ильи Муромца, о славных похождениях Добрыни Рязанского князя, и, наверное, его сынок ненаглядный собирался становиться одним из них. Священник сочувствовал родителям этих добрых молодцев и проклинал князя, который отобрал их навсегда и заставил ему служить.
«Пути господни неисповедимы» пытался как-то утешить он самого себя, но никак успокоиться не мог.
Его тревожила мысль, что сын его меч в руки возьмет и пойдет против них.
Бывают такие окаянные дни в жизни каждого, но и сейчас не верилось ему, что дожил он до такого скверного часа.
ГЛАВА 4 ЕЩЕ О РОСТОВЕ
Алешка, проводив отца взглядом, стоял в полном одиночестве. Он злился все решилось слишком поспешно. Ему пришлось оправдываться и чувствовать свою вину, хотя он ни в чем не считал себя виноватым. То, что ему хочется стать воином, послужить князю, а не богу так у него на роду видно написано, и почему он должен от этого отказываться?
Но такова была его натура, что ничего дурного он не помнил и ни о чем не собирался долго задумываться. Пусть все идет своим чередом, и если ничего у него там не выйдет, всегда блудному сыну можно воротиться назад, и отец его примет. Разве не об этом в мудрой книге его черным по белому записано было?
Не стоило самобичеваться, жизнь такая легкая и веселая штука, что не стоит быть особенно важным и серьезным, да еще когда ты так молод, и возможно все.
Он уже насвистывал что- то и ясно видел, как обнимет отца и матушку и отправится в дорогу.
«Он мог быть настоящим жрецом, но какой из него воин, обреченно думал Леонтий, он никогда не станет боярином, потому что им надо родиться, Но он вернется и тогда признает все свои промахи. Что же делать, если путь его окажется извилистым и долгим. Что-то запрещать ему нынче бесполезно, пусть тогда все для себя сам и решает. Но разве человек сам решает свою судьбу вопрошал его какой-то предательский голос искусителя. И он знал, что у него нет точного ответа на такой вопрос.
Он еще раз убедился в том, что какая то зловещая сила руководит его сыном и ведет его прочь. Она была невидима и неощутима. И бесполезно гнаться за нею в руках остается только воздух. Он точно знал, что на эту силу у него не было никакой управы.
Он зашел в Капище в последний раз и посмотрел на то, как жрецы вместе с отцом приносят жертвы Перуну. Огромный идол обреченно взирал на них с таким ужасом, что парень невольно отшатнулся. Они же преклонили перед ним колени. Алешка же еще раз убедился в том, что никогда не будет в душе его такого фанатизма. Не станет он так преклоняться перед неведомым богом. И лучше было подальше от всех капищ и всех кумиров ему держаться. Он стоял один в стороне, и рассуждал о том, чего не может в его душе, потому что не может быть никогда.
Они его пока не видели и не слышали. А он между тем тихо проговорил, обращаясь к идолу:
Ты будешь мне нужен, как помощник, как судия мой, а если ты окажешься на моей стороне, я буду рад, но служить я соглашусь только князю нашему. И тебе, и всем остальным богам придется примириться с этим. По -другому быть не может. И на миг ему показалось, что Перун с ним согласен. Но он не мог знать этого наверняка.