(закрывая рот Артёма ладошкой)
Не поминай при мне Глупца Святого
он недостоин даже поминания простого,
тем паче всеобъемлющей любви
АРТЁМ
Мне наплевать на Бога! От кровИ,
что пролил я, ни в жизнь мне не отмыться
Как не крути, а все равно
за все мои земные злодеянья
я обречен на вечные страданья
в аду
АГГЕЛ
(с усмешкой, про себя)
Быть может но
(Артёму)
Раз чуешь ты, что суждено
тебе в Геенне Огненной вариться,
с тобою мы могли б договориться
АРТЁМ
Насчет чего?
АГГЕЛ
(загадочно)
Так мелочь
АРТЁМ
(настойчиво)
Ну, смелей
АГГЕЛ
(уклончиво)
Идём в кабак, а там: и посидим,
и договор обговорим
АРТЁМ
Я понял, бес! Ну что ж, идём скорей
терпеть уже не в силах я
душа горит Да будь она неладна!
АГГЕЛ
Душа?
АРТЁМ
Да нет! Заносчивость моя
Уж сколько раз давал себе зарок
по поводу не задираться, да и без
Во мне сосуществуют: сладкогласный Бог;
и прекослово-падкий, гадкий Бес.
Легко воспламеняюсь я от искры малой,
молниеносно возгорается пожар
Всучил, знать, черт мне этот сучий дар
в нагрузку ко природности бездарной
У нас не любят бедных и безродных
При всех моих ничтожностях природных
я был в числе бы первых, как Кандид-поэт,
когда б мои: отец и дед
из знатного происходили рода
В цене происхожденье не талант.
Знать, потому виновна не природа,
что я такой вот злоязычный дуэлянт
Сначала я успешно отбивался
от всех нападок родовитых кобелей и сук
(никто не ведает, сколь претерпел я мук)
как пес безродный я на них кидался,
пытаясь защитить достоинство и честь
(пауза)
И вскоре озверел и стал таким, как есть
Идем в кабак, лишь сладкое вино
душевную чуть разбавляет горечь
Идем в кабак! Иного не дано,
коль брать в главу то можно и того
(вертит пальцем у виска)
лечь
в психушку иль Кто изобрел кабак
(неважно Бог иль бес) он явно не дурак!
Конечно, есть инакие забавы:
картишки, книги, вожделенье славы,
погоня за чинами
Но все они (то между нами)
не интересны мне свершено
И даже три первостатейных, несомненно:
страсть к женщине, к деньгам и страсть к войне
кровь абсолютно! не волнуют мне
Давным-давно старик Хайям Омар
мудрец восточный, дивный гений
воспел вино, определив превыше всяких чар
и вожделений
превыше всех!
Он соглашался, что вино есмь грех,
но с оговоркою одной:
тот, кто не грешен тот не человек;
не человек тот кто не пьет вино
Ты погляди назад, в России, что ни век
то потрясения иль катаклизмы
А впереди?.. черт знает, кои измы
еще нас ждут Но, благо, есть вино,
узришь лишь в кружке треснутое дно
и на душе легко и пусто в голове,
как в день ненастный на Неве
и все прекрасно, все равно
Будь я Царем вспретил пить воду,
ведь винопитие даж Господу в угоду
Христос вещал: «се кровь моя»
(после недолгой паузы)
Идём в кабак пока не передумал я
Коль за душою ни шиша
то на шиша мне, бес, душа
АГГЕЛ
А ты, приятель, филосОф
АРТЁМ
Идем скорей, довольно слов
Когда они уходят из сада, устанавливается тишина; и в этой тишине мы слышим чудесную песнь какой-то, невидимой нашему взору птицы.
Занавес
Картина вторая
Явление первое
Кабинет середины девятнадцатого века, в глубине сцены за столом в глубокой задумчивости сидит Кандид, перед ним чернильница с гусиным пером, чистые листы бумаги. По мере действия он что-то чиркает, комкает листы и грызет перо. На сцену выходят Ангел и Аггел. Они о чем-то спорят, отчаянно жестикулируя; но по мере приближения к зрителю, их голоса становятся громче и отчетливее
АГГЕЛ
бо скоротечен человечий век
И посему, мой ворог, мне поверьте,
что кийждо, паче Вышний Человек
ничтожно мал и мирен на пороге смерти
Воззрите окаянный сей пиит,