– От вас требуются только добрая воля и готовность к сотрудничеству.
– Буду рад помочь, – ответил я, испытав внезапное чувство вины, столь хорошо знакомое всякому, кого без причины останавливает на улице служитель закона.
– Какой купюрой вы расплатились? – спросил он меня.
– Какой? Вы имеете в виду... Э... пятеркой.
Человек извлек из кармана пиджака мятую купюру и протянул мне.
– Этой?
Я посмотрел на бумажку, но, разумеется, никому еще не удавалось отличить один денежный знак от другого того же достоинства, так что в конце концов я был вынужден ответить:
– Полагаю, что да, но точно не знаю.
– Посмотри‑ка хорошенько, браток, – велел мне полицейский, речь которого тотчас сделалась заметно грубее.
Я посмотрел, но откуда мне было знать, что продавец принял у меня именно эту бумажку?
– Извините, – нервно ответил я, – но я ничего не могу сказать наверняка.
– Продавец говорит, что это вы всучили ему такую, – сообщил мне полицейский.
Я посмотрел на него, получил в ответ испепеляющий взгляд и переспросил:
– Всучил? Вы хотите сказать, что эта пятерка поддельная?
– Совершенно верно, – ответил полицейский.
– Ну вот, опять, – пробормотал я, удрученно разглядывая купюру. – То и дело получаю сдачу фальшивыми деньгами.
– Где вы взяли эту пятерку?
– Извините, не помню.
Судя по его физиономии, полицейский взял меня на подозрение. Он тотчас подтвердил мою догадку, сказав:
– Не очень‑то ты горишь желанием нам помочь, браток.
– Я стараюсь, – ответил я. – Просто я не помню, где мне всучили эту купюру.
– Пошли в машину, – велел полицейский и подтолкнул меня к побитому зеленому «плимуту», стоявшему возле пожарного гидранта. Он заставил меня сесть в пассажирское кресло впереди, потом обошел вокруг машины и скользнул за руль. Радиостанция под приборным щитком трещала и кряхтела, изредка выплевывая какие‑то ошметки человеческой речи.
– Давай‑ка полюбуемся твоим удостоверением, – предложил сыщик.
Я показал ему читательский билет и страховую карточку. Полицейский тщательно переписал мои имя и адрес в черную книжечку. Он уже забрал у меня злополучную пятерку и занес на ту же страничку ее серийный номер, после чего спросил меня:
– Другие дензнаки при себе имеются?
– Да.
– Предъявите.
У меня было общим счетом тридцать восемь долларов бумажками: две десятки, три пятерки и три «жабьих шкуры». Я вручил их полицейскому, и тот принялся дотошно изучать каждую купюру, просматривая их на просвет, потирая пальцами, прислушиваясь к тембру шуршания. Наконец он разделил деньги на две хилые стопки и положил на приборный щиток.
Сальдо оказалось плачевным: еще три бумажки – десятка и две пятерки были поддельными.
– Эти придется изъять, – сообщил мне сыщик, возвращая остальные деньги. – Я выдам вам квитанцию, но едва ли вы сумеете получить по ней возмещение. Разве что нам удастся поймать и осудить этих фальшивомонетчиков.
Тогда, возможно, вы что‑то и вернете, вчинив им иск. Ну, а если нет, значит, вы погорели, как это ни прискорбно.
– Да ладно, ничего, – ответил я и тускло улыбнулся. Во‑первых, потому что уже привык быть погорельцем. А во вторых – на радостях: ведь сыщик больше не считал меня членом шайки, пустившей эти бумажки в обращение.
В «бардачке» его машины отыскалась и книжечка с квитанциями. Он достал ее оттуда, заполнил бланк, внеся в него, помимо прочих сведений, и серийные номера купюр, а затем вручил мне со словами:
– Отныне и впредь будьте внимательнее, проверяйте сдачу, не отходя от кассы.