А вот теперь, когда ей кажется, что она «победила» весь мир своей женственностью и такой смелой, откровенной чувственностью, barrida7. Нога, которую передвигает по паркету партнер, напряжена до предела, звенит, как струна. Это потому, что она мыслями внутри этого движения. Она чувствует работу каждой мышцы, сложной вязи связок, каждого сустава: от импульса, зарождающего движение, до амплитуды исполнения, все пронизано осознанностью проживания здесь и сейчас. Она испивает ее до конца, как чашу с терпким вином. Еще раз boleo! И опять мыслью в самую сердцевину движения. Только так можно сохранить баланс тела, только так можно пребывать в равновесии чувств. И снова мах теперь уже внутрь, под колено партнера. И вновь филигранная отточенность и резкость, от которой саднит в глазах. Но ради этого момента в танго можно все отдать когда вот так ее бедро на ноге партнера, и он ее ведет, почти укрощенную, но Снова взмах непокорной головы, глаза, приклеенные к его взгляду. Они как будто не могут от него оторваться, может быть, на самую малость на долю секунды, чтобы затем четким движением снова приковаться к нему, схватить зрачками страстных глаз и влюбить в себя без оглядки.
Она не замечает, что уже давно танцует по тонкому льду, который предательски блестит застывшей слезой. Она как будто утрачивает свое превосходство, переставая ощущать твердь паркетной доски. Прогнувшись назад в поддержке, она лишается взгляда партнера, разоряя себя еще больше. И только чувствует свою ладонь, крепко сжатую его рукою. И подняв голову, из последних сил цепляясь за его взгляд, который на этот раз ничего не выражает, окончательно теряет равновесие, и, пошатнув его незыблемую позицию, но не сломав рисунка танца, она бесславно сползает к его ногам И в этот отчаянный момент обреченно принимает решение сдаться
День подвядшего оливье
Зима в этом году выдалась бесснежной. Скучной. Была какая-то маета в том, как она ждала снега. Каждый день она думала, что вот сегодня наконец-то ляжет снег и целомудренно прикроет ветви деревьев, канализационные люки во дворе, серую промерзшую землю, сделает погоду мягче, разольется вокруг белым сиянием зимней свежести, наведет порядок и чистоту, как когда-то делала она в день своего рождения в далеком детстве. Да мало ли что может снег? Самое главное он способен вернуть ей веру в чудо! В праздник С праздником у нее долгая детская история. Уже в течение 20 лет она предпочитала отмечать свой день рождения одна чтобы побыть наедине со своими воспоминаниями, которые возвращали к себе. Желательно в ресторане, потому что Здесь барабанная дробь она слишком часто вспоминала алюминиевый тазик оливье, нарубленный ее неумелой детской рукой. Последнее время она отмечала свои дни рождения в лучшем ресторане Москвы. Слово «лучший» она прибавляла мысленно, характеризуя все, к чему прикасалась, подтверждая свои собственные достижения и социальный статус. Это грело ее. Про то, как она пробиралась к своему благополучию, какими тропами шагала к вожделенному покою и стабильности, она предпочитала никому не рассказывать.
Котова Кира Валерьевна, в замужестве Арсентьева, родилась 1 января в поселке городского типа Белая Речка Владимирской области. С момента, как она осознала, что значит день рождения с его извечными атрибутами нарядным платьицем, бантами на голове и подарками виновнику торжества, она возненавидела свой персональный праздник. Кира рано потеряла мать (ей не исполнилось и четырех) и росла с отцом и двумя братьями. Много позже она узнала, что мать умерла внезапно оторвался тромб. От Киры поначалу это скрывали, говорили, что мама уехала в длительную командировку. Но Кира по общей траурной тональности всех вокруг, горю, которое поселилось в доме, по вдруг ставшему неласковым отцу, по сочувствующим взглядам соседей, которые, украдкой утирая слезу, жалостливо смотрели на нее и покачивали головами, поняла: случилось что-то страшное. Поначалу Кира часто спрашивала о матери и еще очень хорошо помнила ее образ и запах. Особенно руки. Но с каждым годом воспоминания стирались. Образ матери мутнел и проступал, будто сквозь прокопченное стекло. Постепенно он выветривался из Киры, как истаивающий аромат духов из раритетного флакона, украшавшего комод в спальне родителей, последними летучими соединениями, щекотавшими пытливый до запахов нос. Редкие фотографии, которые остались от матери, не делали ее образ ближе, а просто не позволяли забыть его окончательно. Но это разные вещи одно дело обонять запах в режиме реального времени, другое вспоминать его, глядя на флакон. Так и Кира с каждым годом чувствовала все большую дистанцию между собой и той, которую когда-то знала как свою мать