Она любила этот ресторан в центре Москвы. Почему она остановила свой выбор на итальянской кухне в свой персональный день и даже сделала это своей маленькой традицией? Наверно, неслучайно. Ведь Италия всегда ассоциировалась у нее с сибаритством, яркими вкусами, отменным гостеприимством, веселым застольем, особым культом еды, неповторимой расслабленностью южных, согретых ласковым солнцем людей. А еще несмотря на помпезную роскошь обстановки семейным духом.
Сдав шубу в гардеробной, она привычно прошла сквозь триумфальную арку холла, увенчанную позолоченными головами львов, и сразу попала в миниатюрную Италию, где все атрибуты интерьера что-нибудь да напоминали. Зеркала в роскошных рамах водную гладь каналов Венеции. Растительные мотивы ковки, орнаментов, лепнины пышную средиземноморскую природу. Сливочные тона венецианской штукатурки, напольной плитки, витых колонн, шелковых светильников романтику и уют венецианских улочек. Она точно знала в какой бы зал ресторана ее ни посадили, всюду откроется потрясающий вид на богатый, продуманный до мелочей интерьер. Италия принимала ее в свои ласковые объятья, в которых было безопасно и комфортно вспоминать.
На мое имя был заказан столик.
Этой традиции, которую, кстати, так и не понял муж, приходить сюда 1 января и укрываться от навязчивого внимания немногочленных родственников, редких подруг и бесчисленных деловых партнеров мужа было уже десять лет. И весь обслуживающий персонал знал ее в лицо. Это, правда, казалось странным, когда вся страна гуляла, пытаясь слиться в праздничном экстазе, Кира являлась сюда ежегодно в одно и то же время в три часа дня совершенно одна и проводила за трапезой в гордом и неприступном одиночестве несколько часов кряду. В этот раз ей показалось, что молодого официанта она видит впервые.
На чье имя был заказан столик? он даже слегка склонился в подобострастном поклоне.
Кира Валерьевна, фраза прозвучала более сухо, чем полагалось в этом случае.
Прошу вас! Мы всегда вам рады!
Видимо, мальчику все-таки рассказали о странной посетительнице. Потому что к его подобострастию и радушию, как листик мяты в сложном коктейле, добавилось любопытство. Оно ненавязчиво блеснуло во взгляде.
Как обычно, в каминном зале
Она кивнула надменно и значительно, как и полагалось важному гостю, и последовала за ним.
***
Кира была последышем в красивой, ладной семье. Отец очень любил мать и ждал девочку, но вначале в семье родились два парня Сергей и Андрей. У отца столяра-краснодеревщика были золотые руки. Такие вещи колдовал из дерева глаз радовался. То вырежет кружевной настенный карман для прессы, то аптечку, то шкафчик, то деревянное панно, из фона которого под его искусными руками проступали различные сказочные сюжеты, которые можно было разглядывать часами. Ажурные буфеты, комоды все было подвластно его мастерству. А уж шкатулок в его исполнении в селе несть числа. Практически в каждом доме. В орнаменте он никогда не повторялся, поэтому каждая вещь была эксклюзивной, согретой его незамысловатой душой. Когда отец творил, он становился по-настоящему красив какой-то не мирской, одухотворенной красотой. Как будто в том, что он делал, был промысел Божий. Кире нравилось бывать в его мастерской, под которую он приспособил пристройку рядом с домом. Отец любил свой инструмент, и в мастерской был порядок, который наводился исключительно собственноручно. Никто из посторонних сюда не допускался. Хотя отец голубоглазый, косая сажень в плечах очень нравился местным бабам. Иногда мог загулять и несколько ночей не появляться в доме, украдкой деля чужую постель с овдовевшей или брошенной молодухой. Но чужих баб к себе не водил. Считал, что дети не должны видеть срам.
У отца был целый арсенал инструмента для резки по дереву, под который на одной из стен была приспособлена перфорированная настенная панель с различного рода держателями, крючками, саше, кармашками. Инструмент всегда был начищен керосином и блестел смазкой в ожидании своего часа ножички: косяк, флажок, резак, богородский для разных видов техник, для ажурной рельефной резьбы. Деревянные ручки стамесок всех видов и модификаций были до блеска отполированы его шершавыми ладонями с каменными мозолями любовными отметинами ремесла. А как ловко отец пользовался стамеской-клюкарзой! Когда он орудовал ею, никогда не задевал рукояткой рабочую поверхность. Кира до сих пор не понимала, почему это название всякий раз рождало ассоциацию с бабой-ягой, лихо отплясывающей краковяк А уж разного вида клепиков, штихелей, уголков и вовсе не пересчитать. И каждый инструмент знал свое место. Отец, отличавшийся бардачным характером в быту, в мастерской преображался. Был точен и памятлив, когда хотел определить инструменту место или что-нибудь найти. В мастерской пахло отцом так считала Кира. И если запах матери выветривался из супружеской спальни тем быстрее, чем испарялась последняя сложная вязь молекул из раритетного флакона на комоде, то дух отца ощущался сразу, стоило только войти в его мастерскую. Это был сложный и полифоничный запах такой же непростой, как и отношение Киры к отцу. В мастерской упоительно пахло свежей стружкой, древесиной, смолами, дубильными веществами, хвоей, машинным маслом, железом, этиловым спиртом, мускусом, немного ванилью. Отец мог по одному только запаху определить, к какой породе дерева относится материал.