Через час? Доложу о результатах в пять тридцать, нормально?
— Нормально… Но вдруг вы его найдете, а он будет сердиться…
— Ну и что?
— Не хочу, чтобы вы несли ответственность за случившееся. Это нечестно, пусть все, что я заварила, на меня и выльется.
— Вы не представляете, как много ответственности я могу на себе нести. Ну хорошо. Увидимся позже.
Он помахал рукой и ушел.
Моя комната выходила на равнину длинным окном и балконом. Колесо солнца катилось по долине к западу и заполняло все усыпляющим теплом. Волны олив утихли, исчезла даже иллюзия прохлады от колыхания их серых листьев. Я опустила шторы, но и так комнату заливал и переполнял свет. Мой новый знакомый не соврал, чай действительно принесли очень хороший. Я долго мылась прохладной водой, потом сидела, расчесывая волосы, откинулась на подушки, забросила ноги на кровать, забыла о Саймонах, машинах… и отключилась, прежде чем осознала приближение сна. Меня разбудила прохлада и шум дождя, хотя темнее не стало, солнце не ослабело. Дождем притворились листья, шуршащие на вечернем ветерке.
Он расслабленно сидел под одним из платанов, курил, ни на что не смотрел и чувствовал себя явно в своей тарелке. Машина стояла там же, где и раньше. Значит, он не нашел другого Саймона, но нисколько не беспокоился. Задумчиво смотря на него, я осознала, что, лишь затратив массу усилий, можно разволновать этого человека, и то вряд ли. Такой тихий, демонстрирует небрежность, хорошее настроение и прекрасные отношения с жизнью, но тут же присутствует что-то трудноописуемое. Сказать — «он знает, чего хочет, и берет это» — значит создать ложное впечатление. Скорее так — он принимает нужные решения и выполняет с легкостью и почти пугающей уверенностью в себе. Не знаю, в первый ли день я поняла это, может, сразу увидела только присутствие качеств, которых мне постоянно не хватает. Но помню немедленное впечатление уверенности, живее и сложнее, чем я изучила за годы постоянного бахвальства гранд-сеньора Филипа. В глубине души я была очень благодарна Саймону, что он не заставил меня чувствовать себя полной идиоткой, а поближе к поверхности — за столь мягко предложенную помощь. А интересно, подумала я, он вообще искал «другого Саймона» или нет?
Оказалось, я несправедлива. Когда я вышла, он, глубоко засунув руки в карманы, бурно общался с греком в яркоголубой рубашке с пришпиленной эмблемой гида. Саймон увидел меня и улыбнулся.
— Отдохнули?
— Прекрасно, спасибо. И чай на самом деле был хорошим.
— Рад это слышать. Может быть, вы уже достаточно сильны, чтобы перенести удар?
Он мотнул головой в сторону машины.
— Так и знала! Вы его не нашли!
— Ни малейших признаков. Сначала я узнавал в других отелях, потом отправился в музей к Георгию, он тоже не знает в Дельфах ни одного Саймона, кроме меня, — ни даже старика с деревянной ногой или погонщика мулов…
Я опросила довольно беспомощно:
— Что же нам делать? — а грек, любопытно тараща глаза, сказал:
— Кирие Саймон, а что, если другого Саймона и нет? И это не ошибка, а кто-то злоупотребляет вашим именем?
— Злоупотреблять моим именем? — Саймон засмеялся, но я знала, что он уже об этом думал. Я тоже. — Не похоже. Во-первых, кто? А во-вторых, если они и правда это сделали, причем срочно, то почему до сих пор не забрали проклятую штуку? Но я докопаюсь до корней этой странной маленькой аферы — и не только ради очень взволнованной мисс Хэвен. Слушай, Георгий, а, может быть, есть хоть один Саймон не здесь, а в окрестностях? В Криссе, она всего в нескольких километрах… Или в Арахове.
Георгий сказал с сожалением:
— Нет, никого, и в Арахове тоже.
— Ну там-то я узнаю точно, я туда еду сегодня вечером.