Так, вероятно, смотрит дезертир, решивший бежать с поля боя, на колонну свежих войск, идущих в атаку с пушками и развернутыми знаменами.
Но это чувство было мимолетно.
В следующее мгновение Петя уже мчался в докторскую по пустынному, гулкому коридору, скользя каблуками по узорчатым метлахским плиткам мимо стеклянных дверей классов, мимо замазанных окон, мимо эмалированных плевательниц и фаянсовых баков с кипяченой водой, под кранами которых на цепочках висели оббитые эмалированные кружки.
Прибежав к докторской, он еле дышал. Лицо его пылало. И это было очень хорошо.
Петя постучал в обитую белой клеенкой дверь и, получив разрешение, вошел в докторскую. Он шаркнул ногой и поклонился доктору.
Доктор только что снял халат и был в одном жилете. Он как раз надевал пиджак с крошечным новеньким университетским значком, чтобы идти на урок в седьмой класс, где он преподавал гигиену.
Служитель с голубым воротником готовился выносить из докторской скелет, у которого болтались кости рук и на пружине щелкала челюсть.
Увидев Петю, доктор отложил пиджак и опять надел халат.
- Неси скелет в седьмой класс, - сказал доктор служителю. - Я сейчас приду. Что случилось? - сказал он Пете.
- Я заболел, - скорбно сказал Петя.
- Это катастрофа, - сказал доктор, блеснув глазами.
Доктор подержал Петю некоторое время за пульс, а потом сказал:
- Не морочь мне голову.
- Нет, честное слово, - сказал Петя льстиво и вместе с тем жалобно. - Я очень плохо себя чувствую. Видите, какой я красный.
Доктор был выкрест и весельчак. Он только что начал практику и во всех отношениях был доволен жизнью. Кроме того, он недавно женился и переживал медовый месяц. У него были чисто выбритые розовые щеки, небольшие подстриженные усики и глянцевитые глаза молодожена.
- Я вижу, что ты красный, - сказал доктор. - Но это еще абсолютно ничего не доказывает. Что у тебя болит?
- Горло. Трудно глотать.
- Тебе трудно глотать, - пробурчал доктор. - А ты не глотай. И вообще не морочь мне голову. Садись.
Доктор посадил Петю на клеенчатую кушетку, покрытую скользящей простыней, и велел разинуть рот.
Одной рукой он взял Петю за затылок и с силой повернул Петину голову лицом вверх, а другой рукой вынул из банки специальную кривую лопаточку и нажал ею на корень Петиного языка с такой силой, что язык онемел.
Доктор заглянул в Петино горло сначала одним глазом, потом другим, потом, не говоря ни слова, вымыл руки над фаянсовой раковиной, вытер их махровым полотенцем, снял халат и надел пиджак.
- Ты еще здесь? - сказал доктор, удивленно посмотрев на Петю, который стоял посреди докторской, тоскливо разглядывая проволочные формы рук и ног, развешанные по стенам. - Иди. У тебя не болит горло.
- Нет, болит, - сказал Петя. - Я ел снег.
- Неужели? - рассеянно пробормотал доктор, ища что-то на письменном столе.
- Я сегодня ел снег, - сказал Петя, - и теперь мне очень больно глотать.
Петя подумал и прибавил, скосив глаза:
- У меня дифтерит.
- Может быть, у тебя индийская чума? - сказал доктор, продолжая возиться у письменного столика.
- У меня дифтерит, неужели вы не видите? - упрямо сказал Петя, ужасаясь тому, что он говорит.
- Пошел вон, - сказал доктор равнодушно.
- Я сегодня ел снег. Мне очень больно глотать. Я заболел. У меня дифтерит, - быстро сказал Петя, почти плача.
- Так что же ты от меня хочешь?
- Можно мне идти домой?
- О! - коротко, с глубоким облегчением сказал доктор. - О! Теперь я слышу разумную речь. Ты здоров, но ты хочешь идти домой. Это я вполне понимаю.
Доктор быстро написал узенькую увольнительную записку, вручил ее Пете, подвел мальчика к двери, повернул за плечи, слегка поддал сзади коленом.
- И чтоб это было последний раз, босяк, - сказал доктор, закрывая за Петей дверь.