Нет! Нет! Поехали отсюда, это я дура рыжий отпускает ее, и с довольной ухмылкой раскуривает Золотой «Кэмел», запрыгивая в машину, занимая место водителя, а Загадка садится рядом.
Парень, у тебя есть к ней претензии? спрашивает толстяк все так же, продолжая хмуриться.
Нет, все было просто супер. Она прелесть, никогда не спал с такой милашкой.
Кошкой, поправляет толстяк. Не забывай наш телефон, парень.
Не забуду, отвечаю я, улыбаясь, а в глазах ледяная пустыня. Я себя презираю
К подъезду подгребают друзья с пивом, это «Балтика» «Тройка», черная «Волга» увозит навсегда из моей жизни Энигму (Загадку, если по русски), и я напиваюсь до беспамятства, отправляясь бродить в одиночестве по Синему Лесу
9
Синий Лес это самая моя страшная тайна. Если кто ни будь, ее узнает, то решит, что я совершенно сошел с ума. Может быть, так и есть
Синий Лес, это место, куда я ухожу, когда совсем плохо: душа разрывается, подкашиваются ноги отказываясь двигаться, и в качестве заключительного личного коллапса останавливается сердце, можете мне не поверить, но в таком состоянии жить крайне сложно. Если вообще возможно, И тогда, я ухожу в Синий лес, в поисках собственного локального катарсиса. Лес, он, действительно синий. Синие ели, и хвоя у сосен синяя. Но, самое синее в Синем Лесу этого его безумно синее небо такое глубокое, холодное и бесконечное, до самых первых лучей рассветного солнца
В этом Синем лесу живет Дед, он умер тогда, когда было двенадцать лет. Там, в лесу, он навсегда остался таким, каким я запомнил его при жизни: седые волосы, крупные черты лица, тихая успокаивающая улыбка и медленные уверенные движения, человека повидавшего за свою жизнь много. Очень, много. Морской офицер, кавалер различных орденов и наград, побывавший на трех войнах, здесь, он продолжал служить миру защитником леса, его Лесным хозяином.
Даже будучи в вполне реальном лесу, я всегда чувствовал и продолжаю чувствовать его незримое присутствие, обещающее непременную заботу и защиту. Наверное, поэтому, я вообще не боялся, и не боюсь любого леса
В верхушках сосен болтали птицы, я никогда их не видел, но знал, что это именно они. Тропинку, усыпанную золотистой хвоей, и шишками изредка перебегали упитанные зайцы, деловитые барсуки, и совершенно рыжие, хитрющие даже на первый взгляд, лисы. За третьим поворотом тропы заросли малины, она так любит цепляться за мою куртку, но всегда платит сладчайшими фиолетовыми плодами, здесь иногда я слышу медведя, зная, что этот косолапый всегда дружелюбен и нам с ним нечего делить, кроме этих самых ягод, которых точно хватит, чтобы прокормить целых шесть медвежьих семей. Но, он один поэтому, наверное, иногда жалобно поскуливает, когда я прохожу мимо зарослей малины. А я, безбоязненно протягиваю ладонь, нежно поглаживая торчащие из кустов кончики ушей и черную шершавость медвежьего носа.
Лес, тропинка сбегает в овраг, здесь через бурлящий ручей с совершенно прозрачной изумрудной водой перекинуто трухлявое, но все еще вполне надежное бревно бывшее когда-то кленовым стволом.
Я останавливаю свое движение ровно на две минуты, которых вполне достаточно, чтобы утолить внезапную, однако регулярно охватывающую меня именно на этом самом месте жажду. От ледяной прохлады воды ломит зубы, на дне ручья мечутся серебряные тени водяных, на фоне золотого песка, и павшей, уплывающей вдоль, по течению ручья, листвы. Именно там, я вижу свое изменчивое отражение взлохмаченная шевелюра, глаза, распахнутый в счастливой улыбке рот.
Лес, Синий Лес, синее его лишь синее небо такое глубокое, холодное и бесконечное, до самых первых лучей рассветного солнца
Какое то время, я только любуюсь небом, вдыхаю его, делаю небольшой пробный глоток, а затем пью небо, словно холодную прохладу из пройденного ручья. Впереди еще огромная поляна целиком из распустившихся подсолнухов, Волчий камень место моей легкой не поддающейся разумному осознанию тревоги, Кедровый кряж, березовая роща на холме, а в конце пути Изба дом, в котором живет мой дед.
Изба самое надежное из известных нам с Дедом жилищ. Большая, из цельных дубовых стволов, в два поверха, с покатой двускатной крышей, выложенной по признанию деда драконьей чешуей, она царит на самой высокой точке холма, посредь вечно молодых тонкостанных русских берез.
В проемах окон часто гостит солнце, большая, выложенная цветными изразцами домашняя печь согревает своим теплом все два этажа дома, все семь комнат-горниц, которые, уже давно, очень давно ждут своих гостей, но до последнего момента к Деду приходил только я один.