Денис Осокин - Юбилейный выпуск журнала Октябрь стр 2.

я ехал и думал: зачем? зачем?.. и нас было жалко с олей  и телефон  и ночь предстояла неизвестно какая  но точно уж не уютная. на трассе хотел развернуть машину несколько раз  но всякий раз вспоминал олины слова  леденел и не разворачивал. здравствуй, колокудо. ни души. только висит красный таксофон на столбе. снял трубку  работает. здравствуйте, березы. все-таки березы вы. отыскав за деревьями и кустами дорогу на маскародо я пошел по ней и очень жалел что не подумал взять сапоги  сразу же весь устряпался. птицы, деревья и мелкая вода были моими спутниками. но я дошел. и вошел в улицу. деревня лежала неживая  и красок в ней не было. только дерево и изредка камень  невидимого цвета  цвета пустоты. даже улицей идти было трудно  потому что она заросла. хорошо что осень сейчас  не зеленое лето. дома по обе стороны были разной величины, разного возраста  но все пустые. а дом в который приехал я оказывается все еще стоял. я зашел за ворота. ну и как я буду здесь теперь?

никак не буду. буду никак. я ведь этого и хотел. за этим и ехал. я сидел на сломанном стуле за сломанным столом и смотрел в сломанные окна прямо в заросли чего-то сломанного. кроватей не было. голодному и холодному мне видимо предстояло просидеть вот так до утра, может быть что-нибудь понять, чего-нибудь заметить  а скорее всего ничего не понять, ничего не заметить, только очень намаяться  и утром вернувшись в колокудо, а от него дотопав несколько километров по грязи до трассы уехать отсыпаться в город. но я немного ошибся. темнело стремительно. на подоконнике и части стены рядом с ним лежала лужица света и таяла. я за нее держался глазами. а как только она совсем исчезла  в окно постучали палкой.

 привет. раз приехал  выходи.

 привет. вы кто?

 мы от пожара деревню караулим.

по-марийски говоришь?

 нет.

 а. ну ладно. выходи  заговоришь.

 а что караулить если тут никого?

 значит пусть горит?

и потом  с чего ты взял что тут никого?

 а кто здесь?

 ты идешь или нет?

 у меня нет сапог.

 мы тебе всё дадим.

я вышел на улицу. и никого не увидел. только палки и фонарики окружили меня со всех сторон. я почувствовал что на мне телогрейка и шапка, на руках вязаные перчатки, а на ногах сапоги до колен с сухими теплыми вкладышами. и  я думал и говорил на марийском.

 куда мы пойдем?

 да по деревне.

 до утра?

 до утра. ты голодный?

 не очень.

 хорошо. еды с собой полно.

голоса были и мужские и женские. вернее сказать  мальчишечьи и девчоночьи  молодежь. взрослых было двое всего. но может быть караульных было больше  и кто-то молчал? мы пошли улицей  от моего дома в дальний конец маскародо. не спрашивая  я теперь сам всё прекрасно знал о ночном карауле и о том как он обычно проходит и скорее всего пройдет и на этот раз.

 сколько вас?

 восемь. ты  девятый.

 многовато сегодня.

 ну так младшие вон увязались,

обрадовались, интересно им.

 ну да.

на йÿд орол выходят каждую ночь  по известному всем порядку  от семьи к семье. как на дежурство  ну так это дежурство и есть. как на общественное пастушество  все по очереди. делать ничего особо не надо  сидеть где-нибудь то там то тут  обойти деревню несколько раз, а если вдруг дым или пламя  всех будить, всем тушить  всё просто. чаще всего караульные сколачивали приятные-дружеские компании, не обязательно родственные, просто ответственность лежала каждую ночь на конкретной семье  садились где-нибудь вплотную к деревне, при этом вне ее чтобы никому не мешать, в месте откуда всё хорошо было видно  жгли небольшой костер с чайником, большой нельзя, а то от пламени потеряешь зоркость, разговаривали и молчали, смеялись и пугали друг друга, а если кто в кого был влюблен  ну так они в темноте и за руки еще держались я шел и обнаруживал внутри себя глубокую-яркую радость  я же так обожал эти ночные хождения. и даже бывал на них старшим лет с четырнадцати. а если летом  это ж вообще роскошь мой бог да меня ведь этот йÿд орол и воспитал просто  самим своим существованием. и я не сумею назвать для себя более сильных и внятных учителей. даже рощи-кюсото не были так убедительны святые места мне нравились, волновали  но сердечное общение с ними я всегда откладывал на потом. а йÿд орол был всегда  как палка, как собака, как день и ночь. и я ждал его. я его по-настоящему любил. а через него и с его помощью  по-настоящему любил весь мир и себя в нем.