В колхозе начал работать шофером, водительское удостоверение у него было, - затем пробовал трактористом, комбайнером, куда-то уезжал из Серебровки, но быстро вернулся и упросил бригадира Гвоздарева направить его на курсы пчеловодов. Проучившись зиму в Новосибирске, прошлой весной принял колхозную пасеку. С той поры поселился в пасечной избушке. В деревню наведывался лишь за продуктами да по делу. Подвыпив, любил разыгрывать стариков и "качать права" начальству. Трезвый был замкнутый, нелюдимый и как будто стеснялся своих пьяных выходок. Несмотря на "художества", пчелиное хозяйство Репьев вел добросовестно и колхозный мед не разбазаривал, хотя на пасеку частенько подкатывались горожане. Своим же колхозникам, по распоряжению бригадира и председателя, меду не жалел. Об отношениях Репьева с цыганами никто из серебровцев ничего толком не знал, за исключением того, что Гриня "крутил любовь" с Розой.Поздно вечером, допросив по поручению следователя около десятка сельчан, Голубев пришел в бригадную контору. В просторном коридоре с расставленными у стен стульями пожилая техничка мыла пол, а из кабинета бригадира сквозь неплотно прикрытую дверь слышалось пощелкивание конторских счетов. Гвоздарев, кивком указав на стул, подбил костяшками итог, записал полученную цифру и сказал Голубеву:- Двести сорок один рубль тридцать четыре копейки надо было получить цыганом за прошедшую неделю.- Такие деньги шутя не оставляют... - проговорил Слава. - Витольд Михалыч, а можно сейчас пригласить сюда кого-нибудь, кто сегодня утром начинал работу с цыганами?- Пригласим... - бригадир посмотрел на приоткрытую дверь. - Матрена Марковна!В кабинет заглянула техничка:- Чо такое?..- Сходи до Федора Степановича Половникова. Скажи, бригадир, мол, срочно в контору зовет.- Прямо щас бежать?- Прямо сейчас.Когда техничка скрылась за дверью, Гвоздарев повернулся к Голубеву;- Половников - кузнец наш. В прошлом году на пенсию вышел, а работу не бросает. По моей просьбе он как бы шефствовал над цыганами.- Что они хоть собою представляли, эти цыгане?- Всего их десятка два, наверное, было. Мужчины в возрасте от тридцати до сорока. Один, правда, молодой парень, лет двадцати-двадцати двух. Красивый, на гитаре, что тебе настоящий артист, играет. Старуха годов под семьдесят да два пацаненка кудрявых. Старшему Ромке лет около десяти, а другой года на три помладше. Ну, да вот Роза еще...- Сам Козаченко как?- Деловой мужик. Слесарь первейший и порядок в таборе держит - будь здоров! Я как-то смехом предлагал ему стать моим заместителем по дисциплинарной части. Отпетых разгильдяев у меня в бригаде, конечно, нет, но, что греха таить, дисциплинка иной раз прихрамывает. Как ни крути ни верти, а в сельском хозяйстве трудновато наладить работу по производственному принципу. У нас ведь, как страда начинается, - перекурить некогда...Только-только Голубев и бригадир разговорились о житейских делах, в кабинет вошел кряжистый мужчина с морщинистым лбом и густой проседью в медно-рыжих, подстриженных "под горшок" волосах. Взглянув на Голубева, одетого в милицейскую форму, он смял в руках снятый с головы кожаный картуз, невнятно буркнул "Добрывечер" и, словно изваяние, застыл у порога.- Проходи, Федор Степанович, садись, - пригласил бригадир.- Разговор к тебе есть.- Дак, я ж ничего не знаю, - с акцентом сказал кузнец, примащиваясь на стул у самой двери.- Откуда тебе известно, о чем разговор пойдет?Бронзовое лицо кузнеца покраснело. Он словно растерялся и виновато кашлянул:- Дак, по селу брехня покатилась, вроде цыгане на пасеке убийство совершили...- И ты о цыганах ничего нам сказать не можешь?- А чого я про них плохого скажу?..- Нам не только плохое нужно.- Ну, а так... цыгане есть цыгане.