Великий реформатор, рационалист и космополит, Лейбниц вместе с другими философами преследовал цель переустройства всего человечества.
50
«Знаменитейший учёный того времени Лейбниц, пишет историк Брикнер, с неослабным вниманием следивший за успехами в России и за всеми действиями Петра, ещё молодого царя, предсказывал, что всё человечество от этого останется в большой прибыли».
Лейбниц был склонен посвятить свои силы преобразованию русского государства и думал оказать этим услуги всему миру. Он говорил, что не принадлежит к тем, которые прикованы к своему отечеству, к определённой народности, он желает служить всему человеческому роду. Ему отечеством служит небо и согражданами являются все благомыслящие люди.
«Меня извещали, писал Лейбниц, что царь Пётр намерен ввести в Московию более цивилизованные обычаи Европы» и интересуется людьми, которые «лучше возьмутся за дело».
Любовь к иностранцам внушил Петру его первый воспитатель из иностранцев Менезиус, родом шотландец, ловкий авантюрист, умевший расположить к себе любого податливого человека.
Сверстники Петра также были заражены всем иностранным. Самым влиятельным человеком в этом отношении был князь Борис Алексеевич Голицын. Князь Борис, хотя по общим отзывам и был феноменальным пьяницей, но всё же это был человек умный, образованный, знавший латинский язык и друживший с иностранцами, словом, не русский, не москвич, а европеец.
Вторым сверстником Петра был Андрей Матвеев, сын знаменитого Артамона Матвеева, умный
51 и образованный человек, имевший особенное расположение к иностранцам. В доме своего отца он получил заботливое воспитание, знал иностранные языки перевёл с латинского книгу Барония. Он был настолько образован, что удостоился похвального отзыва от таких двух матерых масонов, как Лейбниц и Монтескьё.
Самым близким и необходимым наставником для Петра становится Патрик Гордон, с которым царь виделся ежедневно.
Несмотря на то что Гордон ненавидел Россию и мечтал вернуться в Шотландию, где у него было недвижимое имущество, он оставался в России в видах английской политики.
Под влиянием друзей-немцев молодой царь стал явно отставать от стародавних обычаев московской жизни, «обасурманел», как говорили про него москвичи. Про него говорили, что он «уклонился в потехи, оставя лучшее, начал творити всем печальное и плачевное». «Не честь он, Государь, делает бесчестье себе», прибавляли другие, осуждая поведение Петра.
Поведение Петра было вызовом народу; он обрился, оделся по-немецки, царицу насильно заточил в монастырь, а вместо неё в сожительницы взял девку Монсову и открыто презирал все народные обычаи.
Слабо развитая общественная самодеятельность в русской государственной жизни при нём совсем закончилась.
Голос земли был заменён всесильным усмотрением бюрократии, было образовано знаменитое 52
«средостение» между царём и народом. Перенос столицы из Москвы в Петербург изменил национальное лицо России.
В Москву стекались родовитые русские люди, которые вместе с царём делали государственную историю России; Петербург стал притоном для иностранцев. В Москве сидело боярство, сильное религиозными, национальными и нравственными устоями, Петербург притягивал к себе беспринципных карьеристов, искателей лёгкой наживы и авантюристов всех стран и народов.
«Основанный, как писал Карамзин, на северном крае, среди зыбей болотных, в местах, вынужденных на бесплодие и недостаток», и утверждённый на трупах и слезах народных, знаменитый «Парадис» Санкт-Петербург стал могилой национальной России. Петербург это город заговоров, революций и холодного, надменного презрения к народу, его нуждам и чаяниям. Близость к границе вынуждала держать огромное количество войск, народ должен был нести тяжкую воинскую и денежную повинность, государство истощалось.
Реформа Петра глубочайший национальный переворот, который резко порвал с прошлым.
Искореняя все древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце.
Вольные общества Немецкой слободы, приятные для необузданной молодости, довершили Лефортово дело, и пылкий монарх с разгорячённым воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию Голландией.
Мы, констатировал Карамзин, стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Пётр».