Вновь ему отвечает паровоз…
Выстрела Бахтин не услышал, просто пошло трещинами в двух сантиметрах от его головы вагонное стекло, а пуля мягко щелкнула в бархат обивки. Он рванул из кармана наган, выскочил на площадку, стреляли с другой стороны, не с перрона, а от пакгаузов. Да какой там. Разве увидишь что. Поезд набирал скорость.
В Петербург приехали в полдень. Унтеры ловко подхватили немудреный багаж Бахтина. На перроне его ждали Кузьмин, старший надзиратель Литвин и пристав Литейной части полковник Савронский. Кузьмин — друг, Литвин — вернейший помощник, а при чем здесь Савронский? Видно, привалило дело какое-то срочное. Усевшись в пролетку, Бахтин спросил пристава: — Ну что, Гаврила Мефодьевич, плохо?
— Хуже некуда, голубчик Александр Петрович. Два трупа. — Кто?
— Да люди-то дрянные. Скупщики краденого. Гаврилов… — Сергей? — Ну да. Кровосос. И Шостак. — Борис. Старьевщик. Когда? — Одного третьего дня. А одного сегодня утром.
— Так что же у вас голова-то болит, — засмеялся Бахтин, — радоваться должны. Двух таких мазуриков свои же на тот свет отправили.
— Так, оно конечно. Только этих-то мы знали, а вот кто-то на их место придет? А потом у Гаврилова брат действительный статский советник, по благотворительному обществу… — Он, кажется, ночлежки содержит?
— Именно, голубчик. Но чин купил благотворительными взносами. Мундир с серебряным шитьем надевает, треуголку и — ко мне, в часть, и, конечно, скандал. А людей при нем кормится пол-Питера. Все время телефонируют, так поверите, я канцеляристу запретил звать меня к аппарату. — Труба ваше дело, — засмеялся Бахтин.
— Они очень за имущество пережинают, — вмешался в разговор Литвин, — имею данные, что Гаврилов Павел своему брату на хранение какие-то бумаги и драгоценности сдал. — Сведения-то верные? — спросил пристав. Литвин промолчал. Он на такие глупые вопросы не отвечал никогда, у него просто не было неверных сведений.
— Кто делом-то этим занимается? — спросил Бахтин.
— Гавриловым — я, а Шостаком — господин Панкратов с Нечаевым.
— Так чего же вы от меня хотите? — спросил Савронского Бахтин. — Все идет, как надо.
— Голубчик Александр Петрович, надеюсь только на вас, меня вчера полицмейстер вызывал. Лучше и не рассказывать. — Полковник махнул рукой и отвернулся.
Наверное, именно сейчас пришла ему в голову мысль, что напрасно он, прельстившись повышенным окладом, кормовыми, бесплатной квартирой да благодарностями от купечества, бросил тихую армейскую службу. Тянул бы себе лямку в гарнизоне, стал бы батальонным командиром, а может быть, попал бы в уездные воинские начальники. Тихо, спокойно. А здесь? Литейная часть на виду. То кража, то убийство, то деонстрация. И спрос с него, с Савронского. А ему двух дочек надо за хороших людей устраивать. Кому пожалуешься?
А пролетка уже закончила свой путь от Варшавского вокзала до Офицерской. У подъезда дома стоял городовой. Увидев Савронского, он подбежал к коляске, вытянулся. — Так что, ваше высокоблагородие, передал.
— Молодец, Тимофеев, — Савронский тяжело спрыгнул на тротуар, — иди себе с богом, братец, в участок. — Слушаюсь, — проревел городовой.
Дверь им открыла Мария Сергеевна. Всплеснула руками, засуетилась.
— Голубчик вы мой, Александр Петрович, приехали. Слава Богу. А я-то здесь извелась совсем. Стол с утра накрыт, жаркое вот-вот поспеет, а вас все нет да нет.
— Здравствуй, Сергеевна, я тебе гостинчик из Парижа привез, вещи разберу и дам.
Маленькую квартиру Бахтина заполнили люди. Савронский с Кузьминым сразу пошли в столовую, Литвин на кухню.
— Гаврила Мефодьевич, дай ему Бог здоровья. — кухарка перекрестилась, — окороку, рыбки да фруктов вам прислал. Дай ему Бог благополучия всякого. Душевный человек.