Бахтин усмехнулся и подумал, что бы сказали постоянные клиенты милого полковника, услышав о его душевности. В определенных кругах Савронский слыл человеком нрава крутого и жестокого.
Сели за стол. Выпили по первой. Беседа только начала налаживаться, как звякнул колоколец входной двери. Сергеевна водрузила на стол фаянсовую миску с супом и бросилась открывать. В прихожей послышался ее голос: — Ой, батюшки… В столовую вошел Филиппов.
— Приятного аппетита, господа. С приездом, Александр Петрович, налей-ка, брат Литвин, мне рюмашку да семужки на вилку зацепи.
— Так к столу просим. — Бахтин подошел к начальнику.
Филиппов выпил, зажмурился, словно прислушиваясь, как водка проходит горло, разливается теплом в животе. Потом закусил со значением и сказал:
— Господа, сожалею очень, что нарушил вашу компанию. Но служба требует. Александр Петрович, собирайся, милок. Дай вы, Гаврила Мефодьевич, поспешите, третий труп у вас.
— За что, Господи, — истово перекрестился пристав. — Ну чем я разгневал тебя? Ну почему не в Выборгской, не в Петроградской…
— Вы, господин полковник, — Литвин уже натягивал пальто, — не берите близко к сердцу. Там тоже своих хлопот хватает. — Можно мне с вами? — спросил Кузьмин.
— А почему нет? — Филиппов поправил котелок. — Я распорядился репортеров вообще не допускать. Думаю, дай другу заработок облегчу. — Кого убили-то? — спросил Бахтин. — Фоста. Карла Петровича. — Значит, третий, — мрачно подсчитал Литвин. — Труп, что ли?.. — зло спросил Савронский.
— Да нет, — продолжал мысль Литвина Бахтин, — скупщик краденого. Ведь кличка Фоста — Паук. Так, Орест? — Именно, — Литвин распахнул дверь, — прошу. На лестнице Бахтин сказал Филиппову:
— Владимир Гаврилович, а ведь убийства-то эти наверняка связаны между собой.
— Оно, конечно, так, — вздохнул Филиппов, — но лучше, если бы их замочили порознь. Три разных жигана. — Почему?
— Искать легче. Один труп-то на себя кто-нибудь да возьмет, если поднапряжемся. А сразу три…
— Владимир Гаврилович, а вы уже подставки ищете?
— А как же, голубь мой, к градоначальнику не вас, а меня потянут. — Оборонимся как-нибудь. — Дай-то Бог.
И пока они ехали в пролетке, Бахтин думал, как рассказать начальнику историю о происшествии в Вержболово. Но Филиппов сам заговорил об этом.
— Мне в департаменте рассказали о том, что в вас стреляли. Поданным Веденяпина, это Терлецкий устроил.
— А как это докажешь? — Бахтин достал папиросу. Литвин ловко зажег спичку, закрыл ее ладонями от ветра, Бахтин глубоко затянулся. — Как докажешь-то? — повторил он.
— Я велел Бородину и Кацу начать его разрабатывать.
— Пора. А то он нырнул куда-то и никаких следов по сей день.
— А хоть бы и были следы, что ему инкриминировать можно было-то? За сенаторшу Велихову племянник сидит, курские налеты ему доказать не удалось. Что еще?
— Вот и плохо, Владимир Гаврилович, что мы по той пословице: «На охоту ехать — собак кормить».
— А вы, голубчик, хотите, как во Франции или Германии, или других просвещенных странах. У них сыщики — гордость общества, а у нас враги. Вот потому у нас так мало хороших криминалистов. Люди-то к нам идут не по призванию. Обстоятельства жизни да неудачи приводят человека в полицию. Ну вот и приехали.
У арки, ведущей во двор, стоял околоточный в новом форменном пальто. Он был совсем молоденький, видимо, только-только из полицейского резерва, поэтому все происходящее воспринимал со значением и важностью. Увидев начальство, он подбежал к пролетке, помогая вылезти Савронскому. У пристава было такое несчастное лицо, что Бахтин чуть было не расхохотался.
— Не печальтесь, господин полковник, — серьезно сказал Литвин, — господин Бахтин все ваши трупы поднимет.
— Дай-то Бог.