Сценарий их редких с Толиком встреч тоже не отличался разнообразием: Юлька быстро и жестко напивалась, начинала дико хохотать, потом погружалась в пучину самокритики, плавно перетекавшей в истерику. Она истошно подвывала, хлюпала носом и щедро размазывала сопли по его рубашке. Толик осторожно гладил рыдающую Юльку по голове и говорил ей то, что она хотела услышать: какая она красивая, замечательная, необыкновенная, что все эти «трындецы» абсолютно ее не достойны, и как можно расстраиваться и плакать из-за таких вот идиотов, не ценящих своего счастья. Юлька кивала, всхлипывала, послушно глотала алкозельцер и потихоньку успокаивалась. «Ну ведь где-то он есть, есть? Тот самый, любящий, настоящий, для которого я и только я?» жалобно причитала она. «Есть, всегда уверенно кивал Толик, я точно знаю!» Он укладывал ее в кровать, накрывал одеялом, дожидался последнего робкого всхлипа, тушил свет и шел на кухню мыть посуду. Бардак у Юльки всегда был отменный.
Толик закуривал сигарету, потом другую и еще долго сидел в полутьме, допивая остатки виски или рома. Глубоко за полночь он снова заходил в комнату, прислушивался к мирному сопению, поправлял одеяло, затем вызывал такси и уезжал к себе доделывать презентацию. По дороге домой он разминал внезапно занывшее плечо и вспоминал их первую встречу. Он только что закончил пятый класс и целыми днями болтался на берегу моря с такими же, как он, очумевшими от летнего безделья пацанами. Они как раз «пекли блинчики» камушки прыгали плохо, было ветрено, и море слегка штормило. Неожиданно на берегу появилась девочка лет семи-восьми. Она как будто возникла из ниоткуда место было тайным, спрятанным в небольшом ущелье. Приезжие сюда не добирались. Сначала он поймал удивленные взгляды своих товарищей, а потом увидел неуместно белую для середины июля спину и сползшую на хрупкое плечо зеленую бретельку раздувшегося на ветру сарафана она всегда любила все зеленое. Девочка присела на корточки, смешно растопырив коленки, выбрала приглянувшийся голыш, встала, прицелилась и ловким движением запустила его в море: камень весело подпрыгнул раза три или четыре совсем неплохо для такой малявки. Не сказав ни слова, незнакомка поправила бретельку и, грациозно придерживая срывавшуюся с головы панамку, двинулась прочь. Кто-то из мальчишек присвистнул, затем под ноги незнакомке полетел камень, другой, третий. Девочка споткнулась, рухнула на коленки как раз вровень с Толиком и подняла на него обиженные глаза цвета бутылочных стеклышек. Такие иногда попадаются в прибрежной гальке матовые и гладкие, вылизанные шершавым языком моря. Что-то ухнуло у Толика в животе, в ноздри ударил соленый ветер. Как в замедленной съемке он увидел изгибающихся от хохота мальчишек, девочку, отряхивающую коленки, и плавно парящую в небе панамку. Он вскочил и на заплетающихся ногах ринулся ее ловить.
Юлька приезжала с родителями и младшими братьями каждое лето. В силу многочисленности семейства денег на лелеемую в ее мечтах Турцию у них не хватало, и столичная семья, один раз облюбовав небольшой приморский поселок, возвращалась сюда снова и снова. Юльке никогда не сиделось на месте. Она, как говорила его мать, вечно искала приключений на свою э-э-э, голову, а он он, как верный рыцарь, всегда приходил на помощь или просто был рядом. Снимал ее, оцепеневшую от страха, с раскидистой яблони (залезть-то залезла, а вниз никак!), спасал от разъяренного продавца персиков приглянувшийся ей фрукт оказался в самом низу любовно выложенной пирамиды, которая рухнула, как только она попыталась его достать. Персики поскакали врассыпную, как бусы с порвавшейся нитки, Толик схватил Юльку за шиворот, и они кинулись прочь со всех ног. Они бежали-бежали и еще долго слышали позади себя проклятия, доносившиеся в их адрес. Он учил ее нырять, не зажимая пальцами нос, и прыгать с пирса сначала солдатиком, потом ласточкой. Как-то даже подрался из-за нее и зачем на рожон лезла, нашла кого дразнить самого отъявленного хулигана во всей округе.
Юлька принимала его рыцарствование благосклонно, как неизменный атрибут своих пляжных каникул. Иногда она исчезала из его поля зрения безо всякого предупреждения. Чем взрослее они становились, тем чаще это случалось: ей было тесно в абрисе их привычных, протоптанных за детские годы маршрутов. Он бесцельно бродил по берегу и бросал в воду камни. Размахивался изо всех сил так, что потом болело плечо, потом еще раз, и еще Камней вокруг было много. С каждым годом подводная горка становилась все выше и выше, а плечо ныло все сильнее и сильнее.