Не в силах справиться с разочарованием и опустошением казак Вернига, которого еще Вернигорой кликали, искал успокоение в горилке. Само собой, что на донышке его быть не могло. Только еще больше раны давали о себе знать, когда хмель выходил, и казак трезво смотрел на мир. Омельян, так звали казака, потерял в бою товарищей. Так вышло, что, когда Богдан попал в плен, а войско под Берестечком вынужденно было обороняться, Вернига, будучи сечевиком, прикрывал отход по гати основных казацких сил. Сказать, что тогда было пекло, значит, ничего не сказать. Шансов у Омельяна выжить не было, но его раненого вытащили из боя казаки. Побратимы полегли в бою Вернига выжил. Случившееся с ним, как он считал, было несправедливым.
Тогда, прикрывая отход, полегло почти четыре сотни лучших казацких воинов, погиб, но дал отойти основным войскам, казацкий спецназ, рыцари без страха и упрека. Что сказать, когда гибнут лучшие? Те, кто выживают, считают, что лучше бы они остались с побратимами. Не исключением был и Омельян. Семьи у него не было. Отроду казаку было тридцать пять лет. Расцвет силы и молодости только еще начинался.
Что тогда было в Украине, можно назвать только одной лишь фразой кровавая страда. Казацкая война, достигнув апогея, пошла на спад. Минули победы, вместо них постепенно начали приходить усталость и разочарование. Зверела шляхта, опустошались местечка, кровь и бессмысленная жестокость все больше входили в моду и становились нормой поведения.
И куда идти казаку, когда дома нет, а сражаться так, чтобы не пасть в первом бою, нет сил? Прежде всего, необходимо осмыслить, что же произошло и продолжает происходить с тобой. Омельян немного оправился от ран, но события сечи, в которой он выжил, постоянно были с ним, не отпускали. И днем, и ночью видел он время от времени окровавленные лица людей, слышал крики и скрежет оружия, выстрелы и разрывы. Что с этим делать, он не знал. Как-то сам незаметно для себя начал заглядывать в кружку. Шинки, благо, везде были. Наливали не стеснялись, только плати. Когда выпивал Вернига, ему поначалу казалось, что легче становится. Веселость появлялась, прочь заботы уходили.
После веселья еще большая тяжесть наваливалась на казака, да так, что и жить не хотелось. Был Вернига не простым казаком, а почти что характерником. Многое знал и умел, гопак лучше, чем кто-либо другой танцевал. Учил его батька Семен Куличук, которого на Сечи и возле нее кликали еще Пиддубным. Кличка эта привязалась к батьке потому, что дубы любил и с некоторого времени жил на Хортице в хижине, наблюдая за дубами. Там под дубами его найти можно было, а в балках рядом он казаков самым разным премудростям учил. Считал Семен, что в дубах вся сила, что только здесь, в тиши под их сенью, можно прийти к пониманию жизни и своего места в ней. Вернига был одним из лучших учеников батьки, которому он показал больше, чем остальным.
Может, и не случилось бы ничего с Вернигой, если бы батька был жив, но пока Вернига непрестанно воевал, ушел из жизни Семен Куличук. Вместо него на Хортице также наблюдать за дубами остался помощник Серез Балуйда. Вскоре и он так «прирос» к здешним местам, что звать его стали не иначе как Дубко. К нему-то и пришел Вернига, вернувшись на Сечь. Встретились, хлопцев помянули. Для такого дела горилка всегда найдется. Только смотрит Серез, а Вернига кружку за кружкой наворачивает, не останавливаясь. Серез тогда попытался остановить Вернигу, но не остановился казак. Не послушал Вернига Сереза, еще и нагрубил ему, сказал, что пока он тут отсиживается, хлопцы погибают. Серезу тогда было всего-то пятьдесят восемь лет. Для характерника, у которого хара (сила) есть только лишь время расцвета и возможность беспристрастно посмотреть на мир, увидев в нем себя и свое назначение.
Мог Серез Дубко сделать так, что у Верниги бы после одной кружки горилки она бы больше внутрь не полезла, но поостерегся. К тому же не понравились ему упреки казака. Серез предложил Верниге помочь, но тот наотрез отказался. Тогда Серез сказал, чтобы, как только ему совсем плохо станет, он к нему шел. Иного пути для Верниги Серез тогда не видел, да его и не было.
«Шатать» казака стало, начал на людей, когда неистовство находило, чуть ли не с саблей бросаться. А хару Вернига имел немалую. Когда буйство находило, творил, сам не знал как, вещи, которым даже характерники дивились. Да только недолго так было. И года не прошло, как хара вся вышла у Верниги. Недавно многое умел, а тут как рукой сняло, как корова языком слизала. Что раньше получалось теперь не выходило, как ни старайся.