Понятно, кивнул Димка.
Дедушку мы знали мало, поэтому его смерть нас с Димкой мало тронула.
Ничего, зато на похоронах брюхо набьем, перед сном сказал Димка. Заедим горе похорон.
Димка был с рождения зашуганным. Сначала врачи подозревали у него менингит, потом кучу болезней, потом за воспитание плотно взялась мать. После всего этого было не удивительно, что он боялся незнакомых людей и часто прятался под стол в прихожей, подслушивая разговоры матери с подругами. Благо, что скатерть, украденная отцом в столовой на прежней работе, свисала почти до пола, надежно скрывая Димку от чужих взглядов. Потом он вообще взял привычку внезапно выскакивать из-под стола или проползать под стульями, пугая разговаривающих.
Единственный его друг Коля Мартынец по кличке Чомба тоже был пареньком со странностями. Познакомились они тогда, когда Димка, одетый в кепку с накладными кудрями, гулял по саду. После того, как Чомба притащил из дома сала, они подружились.
Угу, согласился я.
***
В Толмачовку выехали рано утром едва рассвело. Мать тихо бурчала; отец молча кивал и курил; брат досыпал, едва слышно сопя и время от времени жалобно вскрикивая; я смотрел в окно на зарождающееся утро. Дорога заняла почти три часа.
Бабушка строго посмотрела на нас с Димкой, а потом, смягчившись лицом, обняла.
Осиротели мы, отец скорбно снял коричневую шляпу и прижал ее к груди. Одни мы теперь в этом мире бушующем. Где тело? сменил скорбный тон на деловой.
Вить, гроб в зале.
Тань, дети, распоряжался отец, подталкивая нас к дому, заходим и прощаемся, пока никто не набежал.
Мы вслед за матерью робко вошли в дом. Из дощатых сеней дверь вела в тесную кухню со старой газовой плитой и разбитым на геометрический орнамент частой деревянной решеткой окном, выходящим на ворота. Если идти из кухни прямо, то можно было попасть в «летнюю комнату»: две сходящиеся углом стены, с такими же витражными окнами по всей длине, две кровати с панцирными сетками и большой сундук. Слева выход на второе крыльцо. Справа, между кухней и «летней комнатой» дверь в дом. Сразу за ней «прихожая» комната с газовым котлом в небольшом закутке и маленьким подслеповатым окошком, выходящим в какой-то пристроенный к дому курятник. Пройдя по прихожей, через дверной проем слева можно было попасть в зал.
Разуйтесь, дикари! прошипела в кухне мать.
Тань, не выдумывай, бабушка устало махнула рукой, все равно натопчут сейчас.
Порядок должен быть, отозвалась мать. Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят.
Мы разулись и босыми вошли в дом.
Тань, что дети у вас без носков? удивилась бабушка.
Сонные собирались, забыли одеть, ловко вывернулась мать.
На самом деле, носков из экономии родители нам не давали. Уйдя от щекотливой темы, мать шагнула за нами и, обняв, довела до зала. Залом называлась длинная комната, тянущаяся почти по всему дому: справа и с торца были окна; слева две завешанные комнаты: одна, которая к торцу дома, с окном; другая «темная».
Дедушка лежал в гробу как живой.
А ему удобно? прошептал Дима.
Ляжешь, узнаешь, мать отвесила оплеуху. Не трепи языком. Ближе подойдите и поцелуйте.
Мы послушно подошли и замерли перед гробом, не зная, куда целовать.
В лоб целуйте, шипела мать.
Мешая друг другу, наперегонки кинулись к голове деда.
Не толкайтесь! Сначала Вася, потом Дима.
Поочередно поцеловали холодный липкий лоб. В зал вошел отец, подошел к гробу.
Здравствуй, батя, поцеловал меня в лоб и вышел.
Мам, завтрак будет? услышали мы. Дети не завтракали, сюда спешили.
Завтракали в кухне: на покрытом старенькой клеенкой столе теснилась сковородка с яичницей, которой сразу завладел отец; тарелки с солеными огурцами и помидорами, квашеной капустой. На доске лежало порезанное сало и разрезанные на четыре части крупные луковицы. Отец торжественно налил себе, бабушке и матери в мутные рюмки, подумав, плеснул и нам с Димкой.
Помянем батю минутой молчания, объявил, схватив рюмку и воздевая себя с табуретки.
Все встали и помолчали. Я смотрел на стоящий на узеньком подоконнике грязный стакан полный мертвых пчел.
Минуту молчания прошу считать оконченной, отец одним махом выпил рюмку.
Я попробовал водка оказалась горькой и противной. Дима закашлялся и мать постучала ему по спине кулаком. Мы сели и стали есть, пытаясь угнаться за отцом. Куда там! Он лихорадочно допил бутылку и сметелив все съестное, закурил.