Дрожащим голосом он повторил: - Чем он меня может шантажировать?
Я встал, подошел к нему и положил руку на его плечо. Старика била дрожь.
- Вот об этом-то вы мне и расскажете, - спокойно произнес я. Послушайте, я адвокат, и решать такие задачи - моя профессия. Может быть, мы вместе сумеем найти выход, а может, и нет, но в любом случае, если вы хотите, чтобы я вам помог, вы должны мне обо всем рассказать. Достойный адвокат не разглашает личные сведения, а я думаю, что могу считать себя достойным. Почему вы должны отдать Груберу восемь тысяч долларов?
В конце концов он мне все рассказал. Старые люди, как правило, словоохотливы, но Джон Хокинс в то утро говорил с трудом. Он тянул больше часа, и, когда наконец начал рассказ, я чувствовал, что каждое слово стоило ему крови сердца. И хотя история эта достаточно печальна, в ней нет ничего низкого или позорного, и упорство старика можно было объяснить лишь его слепой преданностью дочери. Вкратце - хоть и не лучшим образом - я перескажу ее так.
Шесть лет тому назад Джон Хокинс, чье настоящее имя Тимоти Ридер, был владельцем бара в Нью-Йорке.
Его жена умерла при родах, и Жанет, единственный ребенок, избалованная отцом и лишенная надлежащего присмотра, попала в дурную компанию. Хокинс опустил подробности, поклявшись, что Жанет не сделала ничего ужасного, но ее подставили, она была арестована и приговорена к трем годам в Бедфорде. Я, зная Жанет, поверил ему. Хокинс продал свой бар, потратил половину полученных денег, чтобы организовать исчезновение дочери, и приехал с ней на Запад.
- Грубер - Носей Грубер, как мы его звали, - вор, предатель и негодяй, - закончил свой рассказ старик. - Я проучил его в свое время. Я бы убил его вчера, но это ничего не решит. Если я не заплачу ему завтра десять тысяч долларов, он отправит телеграмму в полицию Нью-Йорка. У меня в банке две тысячи, я их на цыплятах заработал. Вот так он и вышел на меня - был в Денвере и увидел в газете мою фотографию, ту, что я вам показывал.
Хокинс замолчал, а я подумал: ну не чудо ли, что человек типа Грубера читает "Бюллетень по птицеводству" и натыкается именно на этот номер. Я отвлекся на эту пустячную мысль, неосознанно избегая серьезной проблемы как спасти старика от разорения. Но я уже видел, что выхода нет: практически ничего нельзя сделать. Мы молчали. Хокинс без конца сжимал и разжимал пальцы, а в глазах бедняги было такое отчаяние, что я не мог выдержать его взгляда.
Потом мы начали что-то обсуждать... Э-э, да что там. Как адвокат, я понимал, что шантажисту никогда, ни при каких обстоятельствах платить нельзя, но я спасовал перед фактами. Отказать - и Жанет погибла. Согласиться - результат в конечном итоге тот же.
Шантажисты, как кошки, всегда возвращаются. Я говорил старому Хокинсу это и еще много чего, но он просто сидел молча и грустно кивал.
- Что я могу сделать? - бормотал он безнадежно. - Мне придется заплатить. Думаю, что я смог бы убить его, но ей это не поможет. Они выведают, кто я, и все будет так же. Только Носей Грубер мог так поступить. Жанет никогда не искали. Почему, ну почему попалось это фото?
Я пытался заставить старика рассказать, за что осудили Жанет, но он не захотел и твердил лишь, что Жанет невиновна, а во всем виноват он, потом снова заговорил о закладе. Он почти обезумел от страха, убеждал, что все нужно сделать сегодня, иначе Грубер телеграфирует в Нью-Йорк. Чушь несусветная, конечно, но Хокинсу в его состоянии размышлять здраво было трудно. В конце концов я наотрез отказался предпринимать что-либо, пока не посоветуюсь с Дэлом Виллеттом, - решение, неожиданное для меня самого. На самом деле я просто струсил - слишком велика была ответственность что-то решать самостоятельно. Но с другой стороны, я привык доверять острому уму Дэла и его советам. Я добился от Хокинса согласия на это и, оставив старика в конторе, уехал.