А теперь этот тип, Халлорсен, разругал его в своей книге, свалил всю вину за провал экспедиции на него, обвинил в самодурстве и неумении обращаться с людьми, назвал необузданным аристократом, словом, наговорил всякого вздора - сейчас ведь это модно. Ну вот, один член парламента из военных к этому привязался и сделал запрос. От социалистов ничего хорошего и не ждешь, но когда военный обвиняет тебя в поведении, недостойном английского офицера, это уже никуда не годится. Халлорсен сейчас в Америке. Никто не может привлечь его к ответственности, и к тому же у Хьюберта нет свидетелей. Похоже, что вся эта история может испортить ему карьеру.
Длинное лицо Лайонела Черрела еще больше вытянулось.
- Он обращался в генеральный штаб?
- Да, ходил туда в среду. Встретили его холодно. Модная демагогия насчет самодурства знати их очень пугает. И все-таки там, в штабе, по-моему, могут помочь, если дело не пойдет дальше. Но разве это возможно? Хьюберта публично ошельмовали в этой книге, а в парламенте обвинили в уголовщине, в поведении, недостойном офицера и джентльмена. Проглотить такое оскорбление он не может, а в то же время... что ему делать?
Лайонел, куривший трубку, глубоко затянулся.
- Знаешь что, - сказал он, - лучше ему не обращать на все это внимания.
Генерал сжал кулак.
- Черт возьми, Лайонел, ты это серьезно?
- Но он ведь признает, что бил погонщиков, а потом и застрелил одного из них. У людей не такое уж богатое воображение, - они его не поймут. До них дойдет только одно: в гражданской экспедиции он застрелил человека, а других избил. Никто и не подумает ему посочувствовать.
- Значит, ты всерьез советуешь ему проглотить обиду?
- По совести - нет, но с точки зрения житейской...
- Господи! Куда идет Англия? И что бы сказал дядя Франтик? Он так гордился честью нашей семьи.
- Я горжусь ею тоже. Но разве Хьюберт с ними справится?
Наступило молчание.
- Это обвинение марает честь мундира, а руки у Хьюберта связаны, заговорил генерал. - Он может бороться, только выйдя в отставку, но ведь душой и телом он военный. Скверная история... Кстати, Лоренс говорил со мной об Адриане. Диана Ферз - урожденная Диана Монтджой, правда?
- Да, троюродная сестра Лоренса... И очень хорошенькая женщина. Ты ее видел?
- Видел, еще девушкой. Она сейчас замужем?
- Вдова при живом муже... двое детей, а супруг в сумасшедшем доме.
- Весело. И неизлечим?
Лайонел кивнул.
- Говорят. Впрочем, никогда нельзя сказать наверняка.
- Господи!
- Вот именно. Она бедна, а Адриан еще беднее. Она его старая любовь, еще с юности. Если Адриан наделает глупостей, его выгонят с работы.
- Ты хочешь сказать - если он с ней сойдется? Но ему уже пятьдесят!
- Седина в голову... Больно уж хороша. Сестры Монтджой всегда этим славились... Как ты думаешь, он тебя послушается?
Генерал мотнул головой.
- Скорее он послушается Хилери.
- Бедняга Адриан... ведь он редкий человек! Поговорю с Хилери, но он всегда так занят.
Генерал поднялся.
- Пойду спать. У нас в усадьбе не так пахнет плесенью, а ведь Кондафорд построен куда раньше.
- Здесь слишком много дерева. Спокойной ночи.
Братья пожали друг другу руки и, взяв каждый по свече, разошлись по своим комнатам.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Усадьба Кондафорд еще в 1217 году перешла во владение Черрелов - их имя писалось тогда Керуэл, а иногда и Керуал, в зависимости от прихоти писца; до них усадьбой владело семейство де Канфор (отсюда и ее название). История перехода имения в руки новых владельцев была овеяна романтикой: тот Керуэл, которому оно досталось благодаря женитьбе на одной из де Канфор, покорил сердце своей дамы тем, что спас ее от дикого кабана. Он был безземельным дворянином; его отец, француз из Гюйенны, перебрался в Англию после крестового похода Ричарда Львиное Сердце; она же была наследницей владетельных де Канфоров. Кабана увековечили в фамильном гербе; кое-кто подозревал, что скорее кабан в гербе породил легенду, чем легенда - кабана.