Евгения Палетте
Родилась во Владивостоке в семье флотского офицера. В 1946 году отца перевели служить в Калининград, тогда еще Кенигсберг, где еще жили ожидавшие депортации немцы. (Роман «Пейзаж с голубым до самого горизонта».) Пройдут годы, и она напишет: « если не будет того, что мы называем воспоминанием, мы перестанем быть собой. Что я без этих двух рукавов Прегеля, без Замкового пруда, без каштанов и отголосков в моем воображении Замковой трубы, которая звучала в полдень в рассказах тех, кто сюда возвращался?.. Что я без Доршхауза, без его любви и ненависти, смешанной с непониманием и желанием понять, чтобы раз и навсегда сделать свой выбор в пользу добра, искренности, чтобы приблизиться к Человеку? Чтобы приблизиться к тем, кто и сейчас стоит на пьедесталах Посмертной Славы».
Здесь, в Калининграде, прошла вся жизнь писателя. И профессия врача тоже, думается, была выбрана не случайно. Сначала медицинский колледж, затем химикобиологический факультет Калининградского университета, после специализация по медицинской микробиологии. Преподавала в медицинском колледже, который окончила сама, работала в СЭС, но никогда, ни в какие времена не оставляла скорую. Со скорой связано 40 лет жизни, которые прошли как один насыщенный и болью, и преодолением, и радостью, и благодарностью день.
В 9 классе неожиданно пришли стихи. И тогдашний главный редактор газеты «Страж Балтики» отнесся к ним благосклонно.
Потом были повести, рассказы, романы, в том числе в стихах. Опубликованы романы «Пейзаж с голубым до самого горизонта», «Квадрат», «Алиби», «Интрига», «Бенефис». В Германии издана повесть «Агнесс». Издано несколько книжек стихов. И всюду маленькая жизнь одного человека, впитавшая в себя жизнь тех, кто рядом, которая вдруг кому-нибудь может показаться значительной.
«Ольха в полунаклоне от сосны»
Ольха в полунаклоне от сосны
Мятежной кроной ловит равновесье,
Чтоб удержать его на редколесье
С подветренной сегодня стороны.
На редколесье, где горька роса
В ней больше соли, чем соленой влаги,
Клинком песчаным режет на бумаге
Поверхность моря Куршская коса.
Не прерывает линию извив,
Нарушивший пространства монотонность,
Сквозных ветров снующую бездомность,
Безмолвье дюн, шагающих в залив.
Два глаза белки в серебристой ели,
Два уха зайца слева, под сосной.
Все тишина. Мгновенья, дни, недели
Все говорит и дышит тишиной.
И выпукло, и беспощадно зримо,
Что было и чему уже не быть.
Уже далекий, но еще любимый,
Как страшно с тишиною говорить.
«Набежит волна, коснется и отхлынет вскоре»
Набежит волна, коснется и отхлынет вскоре.
Веткой ветер встрепенется, возвратится в море.
Запах ночи унесется в утро с ночью вместе.
Ничего не остается на одном на месте.
Ничего не остается ни дождя, ни лета.
И хвоинка вдруг сорвется, улетит в примету,
За которой нет ненастья, за которой воля.
Но не счастье, нет, не счастье, пустота не боле.
Улетит да возвратится, чтоб однажды снова
Вдаль уйти за дальней птицей кораблем сосновым
«Я возвращаюсь. Будет ночь светла»
Я возвращаюсь. Будет ночь светла
И ясен день в душе моей отныне.
Туда, где на сосновых иглах стынет
Прозрачная, как истина, смола.
Где облака над озером в кольцо
И видное за ними еле-еле
Лицо зари, как женщины лицо,
У самой у озерной колыбели.
Там конь крылатый тайну стережет
Пока еще не найденного слова.
Но это слово есть. И слово жжет
И неизменно возвращает снова
С любой дороги, с Млечного Пути
Туда, где озеро. Вот только бы дойти
Фрагмент из поэмы «Дорога без конца»
(о Ледовом побоище)
Говорят в ночи подковы.
Кони сытые вразлет.
На Узмени старой новый
Зазвенел озерный лед.
Гул и топот. Гул и топот.
Ветер, бурю не свищи!
Слышишь, слышишь, хищный клекот
Видишь белые плащи.
Скачут свист над головою
По греховные дела.
Их, гляди, опять к разбою
Путь-дорожка привела.
Завела метель-дорога.
Замела метель следы.
Уж не дьявол ли в подмогу
Ей, предвестнице беды?
И о чем-то снова, снова
Меж копыт и звон, и спор.
Разговор ведут подковы,
Бесконечный разговор