А моя старенькая мама как-то грустно сказала: «Как быстро жизнь пролетела».
**********
Похороны
Наш дом стоял в конце улицы, почти на вершине сопки. С одной стороны открывался замечательный вид на море и посёлок. Вечером хорошо было сидеть на горке «горбыля» и любоваться закатами. Они никогда не повторялись. Или смотреть на посёлок.
Осенью в залив входила целая флотилия сейнеров, они ловили селёдку. И тихоокеанскую и иваси. Днем было просто много кораблей, а ночью это был целый город, больше и светлее нашего посёлка. Там была другая жизнь. Неизвестна, но романтическая и манящая.
А с другой стороны, прямо за огородом, стоял лес, который я называл «чёрным», было кладбище, и ещё дальше, до другого побережья, сопки и овраги.
Дорога на кладбище проходила прямо за огородом, поэтому я видел все похороны. Если был дома.
В те, уже, наверное, стародавние времена, почти всегда хоронили с духовым оркестром. Он приезжал из райцентра и, вне зависимости от положения дома, где умер человек, процессия сначала выходила на центральную улицу и двигалась по ней, делая большую петлю и проходя, как минимум, через пол посёлка. Даже если покойник жил рядом с кладбищем.
В посёлке было два железнодорожных вокзала Ильинск, второй Ильинск, а кладбище, зачастую называли третьим Ильинском. Как последний в жизни вокзал.
Иногда я тоже шёл с похоронной процессией. Из детского, неосознанного любопытства. Весёлые музыканты играли протяжные печальные мелодии, дуя в трубы, гремя тарелками и бухая в огромный барабан. А когда они прерывались для отдыха, снова становились весёлыми и запросто могли потрепать, снующих туда-сюда пацанов, по макушке.
Огромных процессий не было, наверно из-за небольшого количества людей, проживавших в посёлке. Но и мало людей, тоже не было. Потому, что все друг друга знали.
Многие люди, идущие в процессиях, чтили память усопшего только своим присутствием. Почему только присутствием? Потому что, идя за машиной с гробом, говорили о чём угодно. Но говорили в полголоса, не смеялись и не шутили. Те, что несли венки, были особенно задумчивыми, но тоже, не изображали вселенской скорби.
Громко, навзрыд, но неразборчиво голосили только женщины, сидящие на машине у гроба. Почему они голосили и плакали, я не знал, да особо и не задумывался. Человек умер. Конечно, грустно, но что поделать. Так случается.
Сам я умирать пока не собирался и мысли, о неизбежной смерти, навевали тоску, только когда я смотрел в небо. Родители были ещё молодые и, тоже, к своим похоронам не готовились. Как все дети, я не часто думал, что будет потом. «Потом» распространялось на завтра, Новый год, 1 сентября и другие значительные даты. Дня своего рождения я не помнил, никогда к нему не готовился и подарки не заказывал.