Чего-то главного в конце.
Какой-то значимости веянье
Но почему, но почему,
Откуда это самомнение,
И кем обещано? Кому?
Бенгальского, конечно, хочется,
Громокипящего конца!
А если это всё окончится
Лишь тем, что не окончиц-ца?
Ни смерти, ни конца, ни вечности,
А только наслоенье той,
Густой, как тина, бесконечности,
Вокруг себя перевитой.
Туманный знак
***
А жизнь, несмотря ни на какие туманности, всё равно брала своё, входила в русло. Наливалась до полноты движенья, покоя. Наполнялась, расширяла спокойные берега. А когда налилась дополна, приоткрылась туманная даль.
И снова снится отец. Наяву снится! И такие странные вещи говорит, настолько простые и мудрые, сразу не понять, не разобрать о чём он так просто говорит, даже не глядя порой на меня, а делая попутно свои несуетные дела:
раскладывает книги и рукописи по столу, аккуратно складывает чистый носовой платок и кладёт его в правый карман пиджака всё того же, памятного в последние годы, пристёгивает к связке домовых ключей знакомый до мельчайшей царапинки многолетний ключ от лабораторного сейфа, собирает спички, почему-то раскиданные по столу, аккуратно складывает их в коробок, и говорит негромко, просто, само, казалось бы, собою разумеющееся вещи, слова.
Но вот что дивно дни, недели, месяцы надобны, чтобы осознать их, эти самые простые вещи, чтобы проявились они, как на фотоплёнке сперва на негативе, а ещё, чуть позднее, на позитиве.
***
Явь, сон, правь, искусство, жизнь как это всё расплетёшь, развяжешь по узелкам, разложишь по полочкам? Тем более, когда всё очевиднее сама жизнь подражает искусству, а не наоборот. И так же привирает. Из всех законов творчества всё более озвучивается самый крайний, а именно: «Не соврёшь не расскажешь». Или «В портрете должна быть волшебная ошибка».
Да, так. А без «волшебной ошибки» просто фотография, никакое не искусство. Да и не жизнь. Художественное воображение, творческая фантазия волшебным образом вынимают из мутных зарослей тёмное ядро жизни, а потом проявляют его на свету. Осветляют. И это самый прозрачный закон жизни, может быть, самый главный творческое усилие, преображение темноты. Без этого никаких узелков не развяжешь, сути не разберёшь. Читай правды. И самая полная правда художественная.
***
Сны, прообразы творчества привиральные. Но и под спудом вранья-привиранья правда. Подлинная правда. Тоже не сразу разглядишь, не сейчас поймёшь о чём это было, что говорилось, деялось, мнилось?..
Сны, туманы, праобразы. чего? Всё чаще, пробуждаясь тревожно, вскрикиваю, ещё не очнувшись вполне ага!, так вот, значит, куда манило, манит всю жизнь? В обитель, которую не нашёл на земле. А вот, всё ищу, ищу. Тайна с годами рассеивается, тает. А как без Тайны жить? Разве что памятью. Память свежее жизни. А ещё воображение
***
Воображение воплощаемо. Воображаемое мощнее Случившегося. Мощней твоего общения, быта, дома, крова. Вот только разум и ещё что-то говорило: не твой дом, не твоё это. Ищи свою, только свою кровлю, ничего больше! Воображай, вспоминай
***
Грусть прошла, я вспомнил отца! Однажды, в солнечной яви мне вспомнился из детства забытый прииск золотодобытчиков.
Отец тогда взял меня в поездку с крупной гидрологической партией, и в одну из остановок на долгом пути я увидел как намывают золото. Более всего поразили слова отца о том, что основные золотые запасы страны составляются именно из песчинок. Крупицы переплавляются в слитки-кирпичики и хранятся где-то в тайниках государства. А крупные самородки большая редкость. Это давало надежду. Отец опять помог
***
скрупулы сна. Огненные крупицы. Колошенья зарниц. Колоски сполохов.
Суслоны света. Светозерно
***
Тает на свете всё. Тают тени, тает огонь, а с ним тайна. Тает огонь тайны, и не только он, огонь таимого. Очень долгое таянье. Таянье всего
Вот и выходит, что жизнь, или очень большая её часть ничто иное, как