У Бернарда девятнадцать новых полотен; многие владельцы представят свои картины. Но возникло одно затруднение.
Объявился некий американец по имени Томас Мёрчисон – не торговец, но коллекционер. Он на пенсии, и бабок у него немеряно. Три года назад он купил у нас одного Дерватта. Недавно в Штатах он увидел его более раннюю работу, и теперь говорит, что принадлежащая ему картина – подделка. Так оно и есть, разумеется, – ведь ее писал Бернард. Он прислал мне письмо на адрес Бакмастерской галереи, в котором пишет, что, по его мнению, проданная ему картина не подлинная, так как техника и цветовая гамма типичны для более раннего дерваттовского периода. Не сомневаюсь, что он собирается поднять в связи с этим кипеж. Что нам делать? Может, ты придумаешь что‑нибудь? У тебя котелок всегда хорошо варил.
Не мог бы ты приехать, чтобы обсудить это? Мы возьмем на себя все расходы. Что нам нужно в первую очередь – так это доказать, что у нас все в порядке. Я не думаю, чтобы Бернард допустил какой‑нибудь серьезный ляпсус в одной из последних работ. Но он психует, и лучше бы ему поменьше показываться на людях, – даже на открытии выставки (на открытии‑то тем более).
Пожалуйста, приезжай, как только сможешь!
Всего,
Джефф.
P. S. Письмо Мёрчисона было вежливым, но что, если ему взбредет в голову убедиться во всем самолично и он начнет разыскивать Дерватта в Мексике?”
“Да, это было бы забавно”, – подумал Том. Ибо Дерватта не существовало. Согласно легенде, сочиненной Томом и распространенной Бакмастерской галереей и узким кругом друзей художника, Дерватт уединился в маленькой забытой Богом деревушке в Мексике. У него нет телефона, он никого не хочет видеть и запретил галерее давать свой адрес кому бы то ни было. Если Мёрчисон отправится в Мексику на розыски Дерватта, ему хватит этого занятия до конца дней.
Чего Том действительно опасался, так это того, что Мёрчисон привезет с собой свою картину, начнет болтать с торговцами и поднимет шум в прессе. Возникнут нежелательные подозрения, и в итоге с фирмой “Дерватт лимитед” будет покончено. Впутает ли “шайка” в эти разборки его, Тома? (Мысленно он всегда называл друзей Дерватта из галереи “шайкой”, хотя его самого всякий раз коробило от этого слова.) Бернард вполне мог бы упомянуть имя Тома Рипли, подумал Том, и не по злому умыслу, а просто в силу своей патологической честности – ни дать, ни взять, Иисус Христос.
Тому удалось сохранить свое имя и репутацию чистыми – он сам поражался этому, вспоминая все, что за ним числилось. Было бы очень неприятно, если бы во французских газетах появилось сообщение, что Томас Рипли, проживающий в Вильперсе‑на‑Сене, муж Элоизы Плиссон, дочери миллионера Жака Плиссона, владельца знаменитой фармацевтической фирмы, является инициатором сверхприбыльной аферы в виде компании “Дерватт лимитед” и уже несколько лет получает проценты от ее доходов – пусть даже этих процентов всего десять. Это выглядело бы слишком мелко и гнусно. Даже Элоиза, чьи моральные устои были, по мнению Тома, близки к нулю, вряд ли воспримет это хладнокровно, а уж ее папочка непременно нажмет на дочь, перестав выплачивать ей содержание, чтобы расторгнуть их брак.
“Дерватт лимитед” стала большой, разветвленной организацией, и закрытие галереи повлечет за собой крах целого ряда предприятий. Среди них и торговля различными художественными материалами и орудиями труда, выпускавшимися под маркой “Дерватт”, от которой вся “шайка”, включая Тома, кое‑что имела, и Школа искусств Дерватта в Перудже. Правда, учениками школы были в основном разные милые старушки да американские студентки, приезжавшие в Италию на каникулы, но, тем не менее, это тоже приносило определенный доход. Основная же прибыль поступала не в виде платы за обучение и не от продажи материалов, а от посредничества в сделках с недвижимостью.