Он попытался вновь обрести уверенность, которой был полон прошлой ночью.
- Я видел вас во сне, - отважился он.
- Мне никогда ничего не снится, - сказала Женнифер. Так что - едва ли, я думаю. Вы, наверно, перепутали.
- Только у вас были светлые волосы, - сказал Фолюбер на грани отчаяния.
У нее была тонкая талия, ее глаза смеялись так близко от него...
- Вот видите - сказала Женнифер, - значит, это была не я. Я же рыжая...
- Нет, вы, - пробормотал Фолюбер.
- Не думаю, - сказала Женнифер. - Я не люблю снов. Мне больше нравится действительность.
Она посмотрела на него в упор, но он уже снова опустил глаза и не заметил этого. Он не прижимал ее к себе слишком крепко, иначе ему ничего не было бы видно.
Женнифер пожала плечами. Она любила спорт, ей нравились сильные и смелые мужчины.
- Я люблю спорт, - сказала она, - мне нравятся сильные и смелые мужчины. А сны я не люблю, я слишком живой человек.
Она высвободилась из его рук, потому что пластинка, страшно скрежеща тормозами, остановилась: это Леобиль без предупреждения опустил шлагбаум. Фолюбер поблагодарил ее за танец и хотел было удержать подле себя изящной и чарующей болтовней, но в тот самый миг, когда он придумал поистине чарующую фразу, между ними протиснулся какой-то гнусный верзила и грубо обнял Женнифер.
Фолюбер в ужасе отступил на шаг, но Женнифер только улыбалась, и он, сраженный, рухнул в глубокое кресло из бурдючной кожи.
И загрустил, понимая, что и эта вечеринка, в сущности, будет такой же, как и другие, - полной блеска и красивых девушек... не для него.
Сестра Леобиля хотела открыть дверь, но замерла, ошеломленная: из-за двери послышался выстрел. Девушка прижала руку к колотящемуся сердцу, и дверь распахнулась от свирепого удара майоровой ноги.
В его руке дымился пистолет, из которого он только что застрелил звонок. Его горчичные носки бросали вызов всему миру.
- Я убил эту тварь, - сказал он. - Уберите падаль.
- Но... - начала было сестра Леобиля и разрыдалась, потому что звонок был у них в доме так давно, что стал равноправным членом семьи. Плача, она убежала к себе, а Майор на радостях выкинул левое коленце и сунул пистолет в карман.
Подошел Леобиль. Он простодушно протянул Майору руку.
Майор положил в нее огромный кусок дерьма, который подобрал у дверей дома.
- Посторонись-ка, друг, - дрожащим от ярости голосом сказал он Леобилю.
- Послушай... Ты ведь не наломаешь дров...
- Я тут все разнесу, - холодно сказал Майор, оскалив зубы.
Он подошел к Леобилю, сверля его невыносимым взглядом своего стеклянного глаза.
- Так ты, приятель, болтаешь, будто я работаю, - сказал он. - Распускаешь слух, что я стал порядочным человеком? Ты что это себе позволяешь? - Он набрал в легкие воздух и проревел:
- Ты эту вечеринку запомнишь, приятель!..
Леобиль побледнел. Он еще держал в руке то, что туда положил Майор, и не смел шелохнуться.
- Я... я не хотел тебя оскорбить... - сказал он.
- Заткнись, друг. За каждое лишнее слово причитается прибавка.
Он подставил Леобилю подножку, грубо толкнул, и Леобиль упал.
Гости ничего особенного не заметили. Они танцевали, пили, болтали и, как водится на всякой удачной вечеринке, по двое исчезали в свободных комнатах.
Майор направился к бару. Невдалеке все еще томился в кресле удрученный Фолюбер. Проходя мимо, Майор рванул его за шиворот и поднял на ноги.
- Давай выпьем, - сказал он. - Никогда не пью один.
- Простите... но я вообще не пью... - отвечал Фолюбер.
Он немного знал Майора и не стал связываться.
- Брось, - сказал Майор, - кончай трепаться.
Фолюбер взглянул на Женнифер. К счастью, она была занята оживленным разговором и смотрела в другую сторону. Правда, к несчастью, ее окружали три молодых человека, еще два сидели у ее ног, а шестой созерцал ее со шкафа.