— Думаю, в полиции легче служилось в прежние времена, когда у граждан отнимали только деньги. — Он взглянул на напарника. — Ты почему весь промок?
В отличие от других мельтешивших вокруг трупа непромокаемых полицейских, Хаяки вымок с головы до пят. Дождь скатывался с его круглого лица, словно пот.
— Куртку забыл зарядить, — смутился напарник. А без энергии электростатический заряд, отталкивающий воду от дождевика полицейского, был не более чем невыполненным обещанием. Хаяки выделялся на этой темной глухой улице как… как единственный промокший федерал.
Хотя здоровяк, вероятно, ничуть не возражал против подобного душа. Муссонные дожди, неизменно омывающие эту часть севамериканского Юго-запада с июля и до конца сентября, образовывали желанную отдушину в жестокой жаре, царящей там все остальное время года. Карденас-то точно наслаждался, чувствуя, как дождь струится по лицу. Благодаря патентованным усилиям тихо гудящего дождевика, все прочее оставалось совершенно сухим.
Тут из ниоткуда появился реклам. Материализовавшись из ночи, он с жужжанием стал носиться вокруг Анхеля, словно назойливая пчела в поисках цветка, и все это время через направленный аудио громко превозносил достоинства Новейших! Свежайших! Вкуснейших! Чипсов «Постито» с Лаймом-и-Сальсой! Карденас раздраженно отмахнулся от него, и реклам улетел досаждать Герговичу из судмедэкспертизы. Мобильные атакующие рекламы формально считались противозаконными, но, подобно вездесущим настенным рекламным плакатам былых времен, стоило искоренить их в одной части Полосы, как они живо появлялись в какой-то другой, бесконечно повторяя свои надоедливые призывы, выплевывая бессчетные купоны и пытаясь вкрадчивыми речами выудить адреса у раздраженных прохожих.
Гергович выпрямился, стоя под дождем.
— Внезапный разрыв нервов, — пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — С попыткой придать этому вид сердечной аритмии. — По служившим ему главным рабочим инструментом мед-очкам вереницей пробегали считываемые данные, мелькая за линзами, словно светляки. По частично затененному лицу медэксперта плясали мерцающие пастельные радуги. Лишь когда он отключил внутренние сигнальные огоньки, Карденас разглядел сквозь сверкающие сенсорами максимально прозрачные линзы глаза коллеги. — По крайней мере, все произошло быстро.
Он без особого энтузиазма хлестанул по мобильному рекламу и промазал.
Протянувшаяся от Санхуаны до Масматамороса развернутая макиладора производств и сборочных заводов Полосы Монтесумы представляла собой огромный концентрат промышленности, торговли, сборки, передовой технологии и пороков западного полушария. Бедные иммигранты с юга столкнулись тут с деньгами на развитие с севера и инфольктехом отовсюду. В результате образовалась небольшая популяция очень богатых людей, живущих рядом и господствующих над людьми, надеющимися на лучшее, но зачастую очень бедными. Если ты не смог добиться успеха на Полосе, говорили в душевниках Буэнос-Айреса, Баррераса и Лимы, то нигде не сможешь преуспеть. Работа не гарантировалась. Те, кому не удалось преуспеть, превращались в мрачных, потом в отчаявшихся и, наконец, в хищных, которых так и называли — фералами [2] . Когда кругом плавало столько блестящего, манящего кредита, отчаявшемуся иммигранту было чересчур легко покатиться по наклонной. Если ты не мог произвести что бы то ни было, ты крал это и продавал.
Именно так и произошло с пользующимися наибольшим спросом органами этого бедолаги. Кто-то всегда нуждался в настоящей почке, а кто-то другой — в переливании незагрязненной крови. Продаваемая на черном рынке кровь была легко перевозимым товаром. Не вызывала трудностей и транспортировка глаз и жизнеспособных яичек.