Ну что, задержишься? Он улыбнулся, демонстрируя дорогую зубную керамику.
Ага, чуть приоткрыв глаза, Томочка улыбнулась в ответ. У медсестры в отличие от него с зубами наблюдался полный порядок. Правда губки были излишне пухловаты, и помаду девочка любила без меры, зато не просила никаких денег. То есть Шмель мог бы дать, скупостью он никогда не страдал, но как пели незабвенные «Биттлз», любовь товар неконвертируемый и за денежки не покупается. А потому, прибегая временами к услугам путан, Шмель все-таки больше уважал встречи на добровольной основе, роли «покупателя в супермаркете» предпочитая «мужчину-завоевателя». Да и женщины при таком раскладе воспринимались действительно как женщины, а не как одноразовые игрушки. Томочка была именно из таких, вечно голодная и вечно готовая к соитию. Возможность лишний раз ощутить в себе мощь и движение мужского естества сводила ее с ума, и она даже не думала скрывать это. Оттого и носила на работе несоразмерно короткий халатик, потому и обходилась без колготок. За вызывающий вид ей, разумеется, влетало от начальства, однако до серьезных репрессий дело не доходило. Главврач, по счастью, был мужчиной и к подобным вещам относился снисходительнее своих помощниц. Шмель не без оснований подозревал, что и в больнице Томочка работала исключительно по причине неиссякающего успеха у многочисленных пациентов. Девальвировал рубль, летели вниз акции «Майкрософта», но женские прелести сохраняли свою непреходящую ценность. Кстати сказать, предложи ей Шмель денег, вполне возможно, она бы его просто не поняла.
Рывком поднявшись с кровати, вор небрежно обмотнул бинтом кровоточащую руку, в нетерпении стал расстегивать пуговицы на ее халатике. Эффект был такой же, как если бы он распахнул окно. Шторки разъехались, нагое солнце ударило по глазам. В своих подозрениях Шмель не ошибся. Даже приезжая к нему на дачу, девочка экономила время. Под халатиком у нее ничего не оказалось.
Бросала бы ты свою больницу, а! Будешь жить здесь, как царица! Шумно дыша, Шмель стиснул медсестричку покрепче, ладонями жадно зашарил по гладкому телу.
Может, и перееду Медсестра обморочно закрыла глаза, потянулась к нему губами. Сейчас она готова была соглашаться с чем угодно.
Ах, ты мой цыпленочек! Не снимая с нее халата, Шмель развернул девушку к себе спиной, заставил наклониться. Она не перечила, подчиняясь любому его желанию. Тело едва прикрытое завораживало Шмеля куда больше откровенной наготы. Пальцы его скользили по ткани, тактильно изучали каждую складочку и каждый выступ. Ребрышки, лопатки, холмики грудок он чувствовал себя ваятелем, работающим с податливой глиной.
Хмм А это что такое?
Из карманчика у нее выпал сложенный вчетверо лист бумаги.
Это?.. Она повернула голову, и по чумному ее взору несложно было догадаться, что она с трудом выходит из сомнамбулического состояния. Это записка. Вам
Мне?
Томочка зажмурилась, вспоминая.
Просили срочно передать. Чтобы никто не видел.
Что ж ты, дурочка такая, не передала?
Думала, потом успею
Думала она Потом, девонька моя, всегда только суп с котом Шмель нагнулся за листком, неторопливо развернул. Вчера он уже получил одну маляву. И тоже, кстати сказать, передали странным образом стрелой в окно. Он даже решил поначалу, что это балуются дети. Только вот недетское содержание было у записки. Некто предупреждал, что на Шмеля готовится покушение. Без имен, без дат и других подробностей.
Что-нибудь важное?
Как тебе сказать, солнышко В общем да. Вор еще раз перечел записку, недобро прищурился. Текст был до предела лапидарен:
«Тебя заказали. Сегодня после девяти. Исполнители Ляма и Бай. Схоронись на кухне, запрись изнутри. Тебе помогут.»
Кто передал записку? Шмель развернул Томочку к себе лицом, встряхнул за плечи.
Я Я не знаю Когда ехали сюда, нас инспектор остановил.
Какой, к черту, инспектор?
Ну, гайман с жезлом полосатым.
Точно гайман?
Желтуха, как у гаишников, и вообще вся форма Они же все одинаковые! Он и отдал записку. Сказал, чтобы лично вам в руки.