А один только проезд по двору великолепной ассенизаторской машины чего стоил! Машина-полуторка, с овальной цистерной вместо кузова, с рифленым хоботом-шлангом для откачивания недр деревянного нужника о, этот торжественный проезд через двор по дорожке, усыпанной отработанным шлаком из кочегарки, медлительный взъезд на пологую горку, где возвышался наш общественный «белый дом», густо крашеный гашеною известью!
Он был восхитителен, этот трубный клокочущий агрегат, и уже один только пролог к готовящемуся представлению сопровождался ликующим свистом и криками:
Ур-р-а! Ганавозка приехала! Айда глядеть, робя!..
Зажимая носы, мчались на пригорок и окружали машину, дожидаясь прочистки голосовых её связок и погружения хобота во тьму
Ах бабушка, бабушка, почему у тебя не было примуса? Я знаю, керосинка не требует таких усилий и хлопот, как примус. Примус гордая птица. А керосинка послушная домашняя курочка, подкормил с руки, и хлопочет сама по себе, горит ровненьким огоньком, горит и медленно закипает на ней твоя кастрюлька, и варится еда как раз к обеду поспеет.
Отдраенная песочком добела, оловянная, совсем нестроптивая вещица. Даже чудовище-керогаз, сменивший впоследствии керосинку, мощный, гудящий, с резервуаром на отлете, с двумя конфорками, с более сложным устройством, и тот был сподручней чем примус, я понимаю но Примус!..
Разве сравнить его с прокопченным керогазом? Его, восстающего из полумрака подъезда в золотых сияниях, в медных отблесках, в серебряно-синих, упругих фонтанах огня? Он был опасен, строптив. Он требовал тонкой прочистки иглой, наладки привередливой горелки с форсункой, подкручивания штуцером. Он требовал осторожного набулькивания керосина из большого бидона.
Через приставную жестяную воронку керосин еще должен точно попасть в узкую с винтовою резьбой горловину бачка, затем маслянистую ту горловину следовало
изолировать от огня, крепко-накрепко завинтив медным колпачком, тщательно
отереть мягкой тряпицей лоснящиеся бока, и только тогда приступать к возжиганию.
При старых твоих глазах всё это не так уж и просто. Конечно, широкий
бачок керогаза намного сподручней. Но главное, примус надо было туго накачивать. При этом действовать аккуратно и решительно, точно шприцем, накачивать стальным насосиком с конусовидной скользкой головкой.
Поначалу-то ничего, поначалу насос мягко подымался и, смазанный, плавно
входил в поршневой паз, даря радостное ощущение податливой тяжести,
размеренности, лада.
Но раз за разом, в ритмичном нагнетании, давление всё растёт, примус
гудит, поухивает, в жёлтую лавину огня вплетаются голубоватые струйки они все гуще и гуще; вот уже ровное голубое пламя темнеет, наливаясь как грозовая туча и, точно разрешаясь от бремени, прозрачневеет, проясняется.
Вот уже сухие, жёсткого накала голубоватые вихри с шипением выползают на свет и вытесняют вяловатые охвостья добродушных огоньков. Это уже не струйки, это клешни колючие, беспощадные, целенаправленные. Им надо действовать, раскалять сковородки, чайники, кастрюли. Им не до лирики.
Время деньги, температура страсть, предельный накал цель!..
Но руки-то, бабушка, я ведь всё понимаю, им не под силу борьба со стихией
Ах, какая жалость, какая жалость, бабушка!..
Не было у нас примуса.
Ну, разве можно сравнить все те дворовые представления со зрелищем, от
которого я не мог оторваться, вознесённый нездешним сиянием? Откуда меня,
пристывшего к ступенькам чужого подъезда возвращали на землю чьи-нибудь «хозяйские» слова:
А ты чего тут забыл?
Коляна жду.
А чего ждать? Дома он.
Дома так дома. Ничего не остается, как только шмыгнуть в обитую клеенкой
дверь, спотыкаясь о ящики и велосипеды общей прихожей, освещённой
подслеповатой лампочкой. Попав из потёмок в Колькину клетушку, сразу не могу освоиться, жмурюсь от резко хлынувшего из окна света.
Нехитрая, стандартная по тем временам обстановка. У стены
дермантиновый диван с высокой деревянной спинкой, в которую неизвестно зачем вправлено узкое прямоугольное зеркальце, давно потускневшее и потрескавшееся.
У стены, напротив, простенькая железная койка с облупившейся краской, с шариками наверху спинки. Посреди комнаты круглый деревянный стол под полосатой
клеёнкой, поверх которой лоскутная салфетка. Фанерный буфет со стопками