То бурно, то мерно текли мысли августа. Одно в его извилинах-руслах цеплялось за другое, а другое за третье и четвёртое. Пятое и десятое стояло на паузе, ожидая своей очереди. Неожиданно в памяти императора всплыл услышанный им однажды где-то на середине мимолётный (но логически завершённый) спор двух не паркетных, а боевых легионеров:
Всякий порядочный римский гражданин хотя бы раз в неделю ходит в термы. Но самое оптимальное каждый Божий день на несколько часов! говорил коренной римлянин, или, на худой конец, уже не в первом поколении романизированный варвар, своего исконного родства не помнящий.
Моются те, кому лень чесаться! злобно и даже яро парировал северный иноплеменник, видимо, германец на римской службе.
Чувствуется умелая рука! съязвил римлянин (или романизированный).
У меня рука у кого надо рука! Это кисть настоящего воина! На поле боя она, сжатая вместе с оружием в один кулак, колоть не устанет и не перестанет, намекая, что следует заткнуться, потряс тогда мечом-спатой варвар, по виду которого было понятно, что до коренизации и романизации ему отнюдь не рукой подать, а шлёпать и шлёпать пешком, как до Москвы. Варвар на секунду задумался, а потом вдруг выдал, дополняя сам себя: Бани, вино и любовь разрушают телесные силы
Ба! Да ты знаток эпитафий! саркастически восхитился коренной римлянин (или романизированный не в первом поколении). Но это не вся надпись с могильной плиты фаната терм Клавдия Секунда.
А что там дальше? варвара внезапно торкнуло любопытство, что было первым признаком его внутренней, пусть и не осознанной, готовности к коренизации, укоренению и романизации.
А окончание таково: но ведь и жизни-то суть бани, вино и любовьBalnea, vina, venus corrumpunt corpora nostra, sed vitam faciunt balnea, vina, venus! Я бы и от себя кое-что сюда добавил, не помешало бы
Что?
Разрушая телесные силы, бани, вино и любовь укрепляют духовные скрепы
«Я истинный римлянин, хоть и араб! Я люблю чистоту тела и души!» подумал Филипп, вспоминая этот, казалось бы, навсегда забытый эпизод из своей походной и фронтовой жизни.
Итак, решено!
«В частную, именно в частную баню! В родовую семейную! В маленькую! В камерную! В уютную! В душевую эээ в душевную!» императору осталось только выбрать богача-счастливчика, который числился хозяином персональных терм. Владельцев личных бань в Риме были сотни, но счастливчиком, отобранным государем, мог оказаться сегодня лишь один.
Филипп мысленно ткнул пальцем в сенатора Понтия (не Пилата), по слухам, тайного христианина.
Совпадение? Мужчина так не думал, и в этом его августейшее мнение совпало с сенаторским Понтиевым они давно были на связи благодаря посредничеству, скрепам и заступничеству Отацилии.
«Как карта ляжет».
Карта легла прямо здесь и сейчас.
*****
Филипп в предвкушении удовольствия в сопровождении Понтия и пары его рабов-служек расслабленно шагнул в крохотный аподитерий это была не жаркая и в каком-то смысле даже прохладная римская раздевалка. Мужчина скинул тогу и тунику, тут же суетливо и заботливо подхваченные руками одного из двух невольников, который аккуратно сложил одеяние повелителя вчетверо и ловким, годами натренированным движением отправил его в специальную нишу (ровно так же мастерски гладиатор-чемпион отправляет на тот свет плохо подготовленного бойца-аутсайдера, которого не жалко даже его хозяину-ланисте).
Никаких встречающих шеренг из служек, подобно тому, как это произошло в термах Каракаллы, в частной семейной баньке не наблюдалось. Слава Богам и Господу!
В следующую часть терм, сорокаградусный тепидарий, император вошёл в одиночку так ему самому захотелось. Собственно, никто за ним увязаться и не пытался. Даже Понтий понял не стоит, душа августа если и не молит, то просит об одиночестве; не следовало доводить до того, чтобы вскипела и громко бы этого потребовала.
В окружающей атмосфере почти температура человеческого тела. Ну, пусть на три-четыре градуса повыше. Не холодно, но и не так, чтобы жарко.
В тепидарии зависнуть или дальше прошагать?
Филипп призадумался, вспомнил о пустом рте без кусочка сыра и без глотка вина.
Решил, что надолго в тепидарии задерживаться нет смысла не тронный зал.
«Пусть всё будет последовательно. Иду с низких температур на высокие. Иду на вы!» позволил или приказал сам себе Филипп и, как только его тело обвыклось, шустрой мышью юркнул в помещение с температурой на десять градусов повыше в кальдарий.