Как и все жены советских чиновников крупного и среднего ранга, в особенности военных, Валентина Ивановна не работала: не было такой необходимости. Никандр Иванович приносил домой пять тысяч рублей ежемесячно, а прокормиться, по советским меркам, можно было и на три. Начальники начальников, чьи жены участвовали в строительстве коммунизма на кухне, смотрели на такое положение, прямо скажем, не свойственное социалистическому пониманию образа жизни, сквозь пальцы. За таких жен работали мужья. И это было оправдано: Никандр Иванович всегда появлялся на работе с начищенными пуговицами, отглаженными брюками, белым как снег воротничком на кителе. Его можно посылать на смотр хоть в Москву. И не только. Никандр Иванович всегда был на работе собранным, боевитым, правда, стал несколько полнеть, глаза стали заплывать, бычью шею он поворачивал медленнее, и сверлил собеседника тупым сталинским взглядом до тех пор, пока последний не опускал глаза.
Валентина Ивановна блестяще справлялась с работой по дому, прекрасно стряпала и воспитывала единственную дочь. Она души в ней не чаяла. Девочка ходила во второй класс, была принята в октябрята, носила пятиконечную звезду с миниатюрным изображением отца всех детей Ильича и к каждым выходным требовала подарка.
Мам, а мам, сегодня утром, пока ты писала в тувалете, я сама надела сапоски на ножки, поэтому с тебя подарок, сказал Зоя матери, отводя ручки назад, чтобы мать могла одеть ей ранец.
Зачем ты это делала, золотце? ты не могла подождать? Больше так не делай: я люблю ухаживать. Я за папой ухаживаю, я ему ботинки чищу, расшнуровываю, когда он приходит с работы и зашнуровываю, когда он отправляется на работу. Я и тебе все так же буду делать. И подарок тебе будет. Я сейчас позвоню папе на работу. Чтобы ты хотела, доченька?
Я хочу лисапед, потребовала Зоя.
Так у тебя уже есть один.
Фи, он мне надоел. Я его подарю своей подружке в классе. На заднем колесе спица погнулась.
Давай я выпрямлю, предложила мать.
Не хоцу, не буду! Сказала: не буду, значит, не буду, уже пищала Зоя.
Что ты, что ты, доченька, зачем так волноваться?
Вот тебе, вот тебе, выпалила Зоя, снимая сапожки. Сама одевай.
Мать опустилась на колени, начала поглаживать ножки дочери, приговаривая:
Стройненькая ты у меня, касатка. Вся в папу. Будешь высокой, как он, не то, что я, коротышка. Ну, подними ножку.
Не буду, сказала: не буду, значит, не буду, коротыска, хихи! Если лисапед не подарите, не пойду в школу. Я не хоцу учиться. Зоя Михайловна дюже строгая, а еще кричит на меня, сука старая.
Доченька, так нельзя об учреждении говорить, это некрасиво.
Написать мне на учреждение, она не учрежденица, а училка, я папочке пожалуюсь, пущай он ее заберет и посадит, уже утирая личико, говорила Зоя.
Давай сначала подними левую ножку, а потом правую, я одену тебе сапожки, отправляйся в школу, а то опоздаешь. Будет тебе велосипед, что с тобой поделаешь. Я сама тебе куплю. Пойду сейчас и куплю. А с твоей учительницей Зоей Михайловной я поговорю, ублажала мать дочку.
Намыль ей шею, нет, намажь гуталином, а мы все посмеемся.
Ну, хорошо, дитя мое, отправляйся, с Богом.
С каким ессо Богом, ты что? с Лениным надо говорить.
Забылась, прости, доченька.
Зоя влетала в класс, чаще не раздеваясь, снимала с себя ранец и швыряла в угол и если учительница делала ей замечание, этот ранец летел от угла до середины класса, и только потом она поднимала его, и запихивала в парту.
Сковордко, достаньте учебники, ручки, тетради. И пальто снимите, предлагала Зоя Михайловна.
А ваше где пальто? нагло спрашивала Зоя.
В шкафу.
И я хочу в шкаф.
Ты должна раздеваться на первом этаже в раздевалке, говорила учительница.
Не буду я в раздевалке.
Почему?
В раздевалке воняет, заявляла Зоя.
Тут поднимался всеобщий хохот. Другие девочки и мальчишки крутили пальчиком у виска, а это значило: ты дура, тогда Зоя, крепя сердце, а иногда и плача, отправлялась в раздевалку снять пальто.
И классный руководитель, и директор понимали, чья дочь Зоя, и старались обходить острые углы, как только могли.
Но в пятом классе, когда уже преподавал не один, а несколько учителей и все, как будто сговорились, стали выставлять ей двойки, потому, что она ничего не знала, получалось, что Зоя Сковордко, дочь зам начальника КГБ двоечница.