Спустя несколько лет, история повторилась. На этот раз в Нью-Йорке. Там появилась организация с аббревиатурой МФРП (Международная Федерация Русскоязычных Писателей). Нашёлся бизнесмен, не чуждый графоманских амбиций, который под эгидой МФРП стал издавать свой журнал. Меня пригласил туда мой бывший товарищ. Но и там со своим снобизмом я долго не продержался. Участие в МАПП и МФРП, возможно, помогло мне окончательно осознать драму собственного снобизма. А вот сделать темой сочинительства мой снобизм и графоманию тут уж заслуга исключительно «Сноба». Как участнику проекта и автору, мне автоматически продлевали ежегодную бесплатную подписку. Не я, а «Сноб» завёл мой личный блог, где за 10 лет членства на сайте накопилось около сотни постов. Наверное, я не стал бы заглядывать в список опубликованного, если бы «Сноб» вдруг не стали одолевать странные технические проблемы. Самый интересный дискуссионный уголок титула интернет-журнала «Блоги» с живой «Лентой» на глазах ужался. И тут закралось опасение: если «Сноб» прикроют, с ним исчезнут все мои публикации. Потому я решил некоторые из них включить в эту книгу, разделив их на три раздела и снабдив каждый предисловием.
Подхлестну внимание ленивого читателя. В первом разделе идёт речь о моём участии в роли комментатора в блогах других участников «Сноба». Во втором эссе, написанные мною для этого проекта на злобу дня. Третий раздел посвящён искусству и литературе. Здесь же собраны критические материалы о моём «Романе Графомана», а также о книге «Моцарт Фехтования». Как метко подметила одна из моих читательниц, я в своих критических эссе «сам себе автор, сам себе персонаж, сам себе критик. Един во всех лицах!».
Раздел I
Предисловие
Я не сомневаюсь, что любители литературы, покинувшие СССР, оценят мои книги. И эту тоже, поскольку тут складывается образ сноба-эмигранта, больше 30 лет жившего в своей драме. Оказавшись в Англии, я и там продолжал прятаться в щель снобизма, откуда незримо наблюдал жизнь. Чутьё графомана мне подсказывало, что к концу жизненного пути мне придётся говорить об этом времени. Предвидение сбылось.
Пандемию я воспринял как досадную помеху, становящуюся со временем всё досаднее. Близкие были уверены, что я её не переживу и непременно попаду в госпиталь Я же засел дома и вначале старался не замечать этой напасти, а если и говорил о ней, то лишь со злобным презрением. Между тем, несмотря на презрение, происшедшее вломилось в мою жизнь. После того, как закрыли офисы в Лондонском Сити, отменились встречи с моими слушателями. Улицы опустели, и я потерял к ним интерес. В вагонах метро один-два пассажира вызывали удивление. Перелёты же с континента на континент, из страны в страну превратились в заоблачную мечту. Как ни крути, всё-таки ездил я много. За годы эмиграции побывал почти во всех странах Европы, был в Америке (Нью-Йорк, Гарвард, Бостон, Калифорния), в Аргентине (Буэнос-Айрес), трижды на Багамах, заглянул на Мальту, разглядел Канары. Когда же силы меня оставили, я хранил ощущение: могу «сняться с якоря» в любое мгновение. Пандемия вырывала такие мысли и планы с корнем.
Карантин ужесточался постепенно. Сначала почувствовавшие недомогание не имели права выходить на улицу. Спустя пару недель на моей любимой радиостанции классической музыки каждые полчаса уже звучало предупреждение для всех: «Stay at home». И, в первую очередь, для людей моей возрастной категории. В супермаркетах кое-что из товаров то появлялось на полках, то вдруг исчезало. Меня на самом деле больше расстраивали очереди при входе в магазины. Эту мою нервозность я принимал с презрением, потому что десятки лет прожил в стране дефицита
Когда просвещённые люди стали разбираться, выяснилось, что человечество просто забыло о бедах такого масштаба. Чехов в 1892-м году, вопрошая, почему люди остаются без помощи во время эпидемии, описывал собственные страдания, которые испытывал, как доктор. Оказалось, что мой дед, Соломон жертва холерной эпидемии. В архивах отыскался документ, свидетельствующий, что он умер в заразном бараке Уманской больницы в 1922-м году. Эпидемия добиралась до самых благополучных: дед был главой зажиточного клана. И вот, спустя век, мне угрожал какой-то неведомый коронавирус.
Медленно, но неуклонно случившееся меняло мои планы, мысли, ощущения. Вспоминаю, как до введения жесткого карантина, я по пути в поликлинику на Bartolomeo Яоаб, рядом со Студией, где прожил десять лет, вдруг увидел похожее по конфигурации здание в три двухэтажные секции. Строение возведено явно под влиянием идей архитектора Поула Корелика и его сподвижников. С одного взгляда я связал все три творения Поула Библиотеку Тринити-колледж в Дублине, мою бывшую Студию и это, вплотную примыкавшее к ней новое здание. Точно также связались смерти в дни пандемии Поула Корелика, о которой мне сообщила по телефону его дочь; кончина 96-летнего драматурга Леонида Зорина одна из родственниц писала мне из Москвы, что похороны разрешили только для членов семьи, на кладбище пускали в обязательных масках и перчатках, картина всем казалась дикой; ну, и смерть писателя Эдуарда Лимонова, о чём я узнал из интернета.