Но, о чудо! пламя выстрела повисло в воздухе, сверкнув тысячей алмазов. Мало-помалу дым рассеялся, и я увидел, что принял за огонь выстрела драгоценное украшение на дамской шляпке. О боги! О святые небеса! Сладостный женский голос произнес, нет, пропел, нет, дохнул на меня легким благоуханием любви: "О Джильо! О мой Джильо!.." - и я узрел перед собой существо столь божественного очарования и совершенной прелести, что палящее сирокко пламенной любви пробежало по всему моему телу и его жаркий ток застыл в лаву, изливающуюся из вулкана моего пылающего любовью сердца! "Я принцесса!"сказала богиня, приближаясь ко мне.
- Как? - негодующе прервала Джачинта занесшегося в мечтах Джильо. - Ты смеешь грезить о другой? Смеешь с одного взгляда возгореться любовью к какому-то глупому, пустому видению, вылетевшему из Труффальдинова ружья?
И снова посыпались упреки и жалобы, брань и проклятья, и никакие уверения Джильо, будто принцесса его грезы была одета в точности как только что Джачинта, не помогли делу. Даже старая Беатриче, обычно вовсе не склонная заступаться за синьора голодранца, как она именовала Джильо, почувствовала к нему сострадание и не отступала от заупрямившейся Джачинты, пока та не простила своему милому его сна, с условием, что он никогда и словом о нем не обмолвится. Старуха поставила на стол доброе блюдо макарон, а Джильо, которому, вопреки его сну, импресарио все же выдал несколько Дукатов аванса, вытащил из кармана плаща бумажный кулек с конфетами и флягу недурного вина.
- Я вижу, ты все-таки думаешь обо мне, мой добрый Джильо, - сказала Джачинта, кладя в ротик засахаренный фрукт. Ему было даже разрешено поцеловать пальчик, уколотый злой иголкой, и снова вернулись прежние блаженство и радость. Но там, где в дело вмешается черт, жди беды! Сам нечистый попутал Джильо после нескольких стаканчиков вина сказать такое:
- Вот не думал, моя душа, что ты способна так меня ревновать. Но ты права. Я красив, природа одарила меня всякими приятными талантами, а главное, я актер. Молодой актер, который, как я, божественно играет влюбленных принцев со всеми положенными охами и ахами, - это ходячий роман, интрига о двух ногах, любовная песнь с губами для поцелуев, руками для объятий, романтическое приключение, выскочившее из переплета в жизнь, которое долго еще стоит перед глазами красавицы после того, как она захлопнула книгу. Вот почему так непреодолимы чары, какими мы опутываем бедных женщин; они до безумия влюбляются во все, что в нас и на нас, - в нашу душу, глаза, в наши фальшивые драгоценности, перья и ленты. Тут не имеет значения ни ранг, ни сословие прачка или принцесса - все равно! И вот говорю тебе, моя любимая, если меня не обманывают некие таинственные предчувствия и не шутит надо мной нечистая сила, то ко мне в самом деле воспылало любовью сердце прекраснейшей принцессы. Случилось ли это или скоро случится, но ты, моя светлая надежда, не посетуешь на меня, коль я воспользуюсь открывающимися передо мной золотыми россыпями и несколько тебя заброшу. Сама понимаешь, что какая-то скромная модистка...
Джачинта, слушавшая его с растущим вниманием, ближе и ближе подвигалась к Джильо, в чьих блестящих глазах отражалась сонная греза прошлой ночи, и вдруг, быстро вскочив, закатила счастливому избраннику прекрасной принцессы такую оплеуху, что у него перед глазами заплясали все огненные искры из Труффальдинова ружья; сама ж она мигом скрылась в своей спаленке. На этот раз все просьбы и мольбы оказались тщетными.
- Отправляйтесь-ка подобру-поздорову домой, - сказала старая Беатриче. На нее напала сморфия, значит, кончено дело. - И, взяв лампу, она посветила приунывшему Джильо, пока тот спускался по узкой лестнице.