В общем, чтобы без подкопов тут у меня! Я где нормальный, а где и беспощаден! И хоть академиев не кончал, но высшее образование тебе даду! Понял?
- В общем, да, - сказал я. - Смысл примерно ясен.
- Свободен, - процедил капитан сквозь прокуренные зубы, на чем диалог начальника и подчиненного завершился.
Далее я посетил каптерку, куда сдал на хранение шинель и парадную форму, подписанные с внутренней стороны ядовитым хлорным раствором, выбелившим на ткани фамилию их владельца; затем проследовал в ротную столовку, где в алюминевую миску мне зачерпнули из котла серое картофельное варево, а сверху на варево бухнули два куска селедки с неочищенной чешуей.
То был ужин, завершенный кружкой жиденького, пахнущего веником чая, после чего я отправился наверх, в казарму, где застелил указанную мне койку чистыми простынями, выданными старшиной роты по фамилии Шпак - человеком с плоским лицом, замедленной речью и деревянными движениями ожившего манекена в форме прапорщика.
Так называемое личное время, отведенное на смену подворотничков и чистку обуви, промчалось незаметно, и вскоре старшина Шпак, широко расставив ноги в яловых сапогах с высокими голенищами, встал перед строем роты, вперившись каким-то загипнотизированномутным взором в список личного состава, и начал вечернюю поверку, монотонно зачитывая фамилии бойцов:
- Рядовой Никифоров!
- Я.
- Рядовой Лебединский!
- Здеся...
По развязной интонации можно было догадаться, что в данном случае голос подал кто-то из "старичков".
- Отвечать следует согласно уставу, - бесстрастно прокомментировал Шпак, глаз от бумаги не отрывая.
В строю хохотнули.
- Рядовой Зельгутдинов?
- Я! - на издевательской ноте пискнули из конца строя.
Шпак недовольно пожевал тонкими губами, на секунду задумавшись. Затем, уяснив, видимо, что предъявить претензии по поводу ернической, однако же уставу не противоречащей интонации отклика затруднительно, продолжил каменно-терпеливым голосом:
- Ефрейтор Харитонов!
- Я-аа! - разнесся рык, потрясший стены казармы.
Лицо старшины помрачнело, хотя и осталось бесстрастным.
- Рядовой Голубкин!
- Йа-яяя... - пронесся томный выдох.
Старшина Шпак медленно отвел взор от списка, переместив его на рядового Голубкина, стоящего напротив.
Голубкин - широкоплечий двухметрового роста богатырь, бочонком выпятив грудную клетку и дурашливо откинув голову назад, невинными глазами встретил оловянный взгляд старшины, милейше при том улыбаясь. Бобрик его блондинистых волос совершал странные движения, то наползая на лоб, то отодвигаясь к затылку.
- Рядовой Голубкин, выйти из строя, - скучно произнес Шпак.
Сотрясая сапогами сорок седьмого размера крашеный суриком настил казарменного пола, солдат шагнул вперед, круто развернувшись лицом к хихикающей роте. Лик его не утратил благостного выражения, как и бобрик - противоестественных перемещений по сфере крепкого черепа.
- За шевеление волосами в строю, - произнес старшина, отделяя слово от слова, - и ушами... объявляю два наряда вне очереди... Встать в строй!
- За что?!
- Встать в строй!
- Ну, волк, сука...
- Сержант э... Подкопаев.
- Я, - откликнулся я бесцветно.
- Рота - смирно! - вяло приказал старшина. Добавил упавшим голосом: - Отбой...
Полетели на табуреты гимнастерки, ремни и галифе, заскрипели пружины узких коек-нар под солдатскими телами, и я тоже присел на край железной рамы своего личного казарменного ложа, стягивая сапог, но тут заметил, что "отбивались" в основном солдатики молоденькие, а старослужащие и сержанты разбрелись кто куда, причем, одному из младших командиров, облачившемуся в спортивный костюм и кроссовки, Шпак, уходя из казармы, заметил:
- Самовольная отлучка в гражданской форме внешней одежды, предусматривает, товарищ...
- Сладких казачек и стакан самогона, - донесся беспечный ответ.