На секунду жрецу показалось, что солнце скрылось за тучами, но, обернувшись, он увидел Барбаду, который заслонил свет своим могучим торсом. Виконт, насвистывая, справлял малую нужду под соседним деревом, явно не заинтересованный рассказом Харла.
Пройдёт совсем немного времени и он, скорее всего, начнёт выражать собственное недовольство, но сейчас тот, кого называли Виконтом, вёл себя почти прилично.
Несколько минут даргамец увлечённо рассказывал о паутине дорог опоясавших горы, и о тех из них, что брали своё начало на стылом берегу одинокого озера, которое в его народе называли «мёртвым». Такова уж природа человека, что он готов разглагольствовать о чём угодно, коль дело касается не его, но подходя к чему то важному, он не находит по настоящему нужных слов. Наверное, так случилось и с Харлом, он замолчал, хмуро глядя туда, где над сосновым лесом возвышались длинные, серые гряды древних стволов.
Наконец он снова заговорил, но его речь, с этого момента, стала всё чаще прерываться на кашель, словно силы, сидящие в даргамце, противились исповеди.
По мере продвижения в горы, собственная злость подогревала меня, и я не сразу понял, что заблудился. Это был уже второй удар по моему самолюбию, ведь я живо представил себе, что скажут в деревне, когда узнают, что Харл из Рода Охотников, сбился с пути, даже не понюхав настоящих гор. Уже смеркалось, когда я все-таки встретил зверя, и пускай у него было все две ноги, этот, был самым опасным из всех хищников, подсунутых мне Богами. Он сидел на холодном камне у костра, грея длинные, белые как снег пальцы. Только вместо жаркого пламени, над поленьями плясала густая тьма, более вязкая и осязаемая чем мягкий сумрак заката. Позже он объяснил мне, что я был жив только благодаря его милосердию, ибо никто не смел, бродить в этих горах, без его молчаливого согласия. И он, как вежливый Властелин Гор не станет карать меня слишком строго, но взыщет разумную плату, должную стать предостережением от глупости, для таких же дурачков, как и я.
До того дня я наивно полагал, что не боюсь смерти, но сказать, что я испугался, значило бы не сказать нечего. Тысячи холодных иголок впились в моё тело, сковав его вместе с разумом, ибо я решил, что сам Януш, принц мёртвых, выбрался из своего подземного царства, чтобы почтить меня визитом и забрать с собой.
Как он выглядел?
Даргамец закашлялся, и на его глазах выступили капельки слёз. Он не имел возможности смахнуть их или вытереть, и они вперемешку с грязью и кровью, тоненькими ручейками стекали по его небритым щекам.
Высокий и тощий как свеча, и смертью от него разило так, словно не человек перед тобой сидит, а покойник. А вот глаза у него живые, голубые как небо, и холодные, словно кусочки льда.
Он не называл имени? возбужденный Уриил подался было вперед, но услышав предостерегающее ворчание Барбаду, поспешил вернуться на место.
Хозяин Гор не удостоил меня такой чести. Никогда бесконечное небо не будет представляться перед листочком, сорванным с дерева, порывом ветра. Он напоил меня из чёрной чащи украшенной серебреными пауками, и я уснул, убаюканным холодным мерцанием звёзд. Когда я очнулся, у меня во рту всё ещё стоял терпкий привкус вина, но теперь к нему добавилось ощущения, разгоравшегося в желудке пожара. И вот тогда, сидя на стылой земле за несколько часов до рассвета, я внезапно осознал, что Хозяин Гор извратил мою сущность, словно гончар испортивший кувшин, у которого и без того хватало изъянов
Я не совсем тебя понимаю, Уриил поскрёб гладкий подбородок кончиком указательного пальца.
Даргамец лишь усмехнулся и покачал головой, словно ему была понятна вся глупость и недалёкость, беседующего с ним человека. А может он попросту не ждал понимания, отчаявшись встретить кого то, готового поверить в его искренность.
С той поры внутри меня образовалась червоточина и она точила меня, подобно реке крошащей прибрежные камни. Я видел сны, которые возвращали меня к тому костру, и сидя рядом с мрачным человеком, я внимал историям о далёких войнах и героях, чьи кости истлели задолго до рождения моего деда. В насмешку над голодом, вынуждавшим меня питаться за двоих, а то и троих здоровых мужчин, я осунулся и похудел. Вся пища стала для меня одинаково пресной, и в темноте я бы не смог отличить медовое яблока от горького синайского лука, но всё равно бы съел и то, и другое. Все вокруг считали, что я чем- то заразился в горах, и я не стал расстраивать их правдой, тем более, то, что со мной произошло, в каком-то смысле было хуже любой заразы.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...